Неприятности – мое ремесло - [2]

– Может, я просто бываю там и сям; может, мне что-то известно… Будем договариваться или шипеть друг на друга?

– Откуда у вас письма? – Голос ее продолжал звучать злобно и жестко.

Мэллори пожал плечами:

– В нашем деле такие вещи не обсуждают.

– Я не просто так спрашиваю. Вы не первый, кто пытается продать мне эти чертовы письма. Поэтому я и пришла. Любопытно стало. Но я вижу – вы с ними заодно и просто поднимаете цену, чтобы запугать меня и заставить раскошелиться.

– Нет, – ответил Мэллори, – я сам по себе.

Она кивнула и заговорила полушепотом:

– Замечательно. Может, какой-то остряк решил издать мои письма отдельным тиражом? И уже сделал фотокопии… Короче – платить не буду. Это дорога в никуда. На такую сделку я не пойду, господин шантажист. Так что выберите ночку потемнее, идите к причалу и прыгайте с вашими дурацкими письмами в воду – мне все равно!

Мэллори наморщил нос, сосредоточенно скосил на него глаза.

– Язык у вас подвешен, мисс Фарр. Только так мы ни к чему не придем.

– А нам никуда и не надо, – отчеканила она. – Могу сформулировать по-другому. Жаль, что не захватила свой пистолет с перламутровой рукояткой, а то всадила бы в вас пару пуль – и мне ничего бы за это не было! Но такая реклама мне ни к чему.

Мэллори вытянул перед собой два длинных пальца и внимательно их осмотрел. Ситуация его забавляла, он явно получал от нее удовольствие. Ронда Фарр поднесла тонкую руку к белому парику – и через несколько секунд опустила.

Сидевший поодаль мужчина тотчас поднялся и пошел в их сторону.

Он двигался быстро, легкой, пружинистой походкой, постукивая по бедру мягкой черной шляпой. Одет он был элегантно, для выхода в свет.

Ронда Фарр следила за его приближением.

– Вы же не рассчитывали, что я приду сюда одна? Я по ночным клубам одна не хожу.

Мэллори усмехнулся.

– Правильно, нечего вам в этих злачных местах делать, – бесстрастно заметил он.

Мужчина подошел к столу. Невысокий, ладно скроенный, темноволосый. Облик дополняла полоска черных усиков, блестящих, как атлас, и та видимая бледность кожи, которую южане ценят выше жемчугов.

Плавно и чуть выспренне он склонился над столом и извлек сигарету из серебряного портсигара Мэллори. Потом, рисуясь, закурил.

Ронда Фарр прикрыла рот рукой и зевнула.

– Это Эрно, мой телохранитель. Обеспечивает мне комфорт. Мило, да?

Она неторопливо поднялась. Эрно помог ей с накидкой, растянул губы в безрадостной улыбке и посмотрел на Мэллори.

– Привет, малыш! – процедил телохранитель.

В его темных, почти матовых глазах горели жаркие огоньки.

Ронда Фарр, покрыв плечи накидкой, чуть кивнула, изобразила на изящных губках подобие язвительной улыбки и пошла по проходу между столиками. Голову она гордо вскинула вверх, на лице читались легкая тревога и настороженность – так идет королева, которой угрожает опасность. Это было не бесстрашие, но категорический отказ выказывать страх. Ее артистизм был достоин восхищения.

Двое скучающих мужчин посмотрели на нее с интересом. Брюнетка с угрюмым видом делала себе коктейль, способный повалить с ног лошадь. Сидевший напротив толстяк с потной шеей, судя по всему, просто спал.

Ронда Фарр преодолела пять укрытых малиновым ковром ступенек – перед ней учтиво склонил голову старший официант. Она прошла сквозь золоченую завесу и скрылась из виду.

Мэллори посмотрел ей вслед, а потом повернулся к Эрно:

– Ну, шестерка, что скажешь?

Реплика была нарочито оскорбительной. На лице Мэллори гуляла холодная улыбка. Эрно замер. Левая рука в перчатке дернулась, с сигареты упал пепел.

– Шутить вздумал, малыш? – коротко бросил он.

– Насчет чего, шестерка?

Бледные щеки Эрно пошли красными пятнами. Глаза его превратились в узкие щелки. Он чуть шевельнул правой рукой, без перчатки, и сжал пальцы – блеснули аккуратно подстриженные розовые ногти. Он сказал негромко:

– Насчет писем, малыш. Выкинь из головы! Считай, что их уже нет, малыш.

Мэллори окинул его нарочито циничным взглядом, провел пальцами по жестким черным волосам и процедил:

– А вдруг я не знаю, о чем ты там бормочешь, коротышка?

Эрно засмеялся. Смех был наполнен металлом, звуком натянутой до последней крайности струны. Такой смех был Мэллори знаком: он часто служил прелюдией к музыке выстрелов. Глядя на быструю правую руку Эрно, он посоветовал:

– Давай, знойный, дуй себе. А то вдруг мне захочется твою щеточку с губы стряхнуть.

Лицо Эрно исказила гримаса. Красные пятна пугающе засветились на его щеках. Он поднял руку с сигаретой, поднял медленно – и пульнул горящим окурком Мэллори в лицо. Мэллори увернулся – и сигарета пролетела дугой над плечом.

На скуластом холодном лице Мэллори ничего не отразилось. Издали, словно из тумана, словно голос принадлежал не ему, он произнес:

– Поосторожней, шестерка. За такое и схлопотать можно.

Эрно засмеялся тем же металлическим, напряженным смехом.

– Шантажисты не стреляют, малыш, – прорычал он. – Разве я не прав?

– Проваливай отсюда, вонючий макаронник!

Холодный насмешливый тон этих слов ужалил Эрно и привел в ярость. Правая рука змеей метнулась вверх. Из наплечной кобуры охранник выхватил пистолет и застыл, сверкая глазами. Мэллори чуть подался вперед, уперся руками в край стола, стиснул его пальцами. В уголках рта, несмотря ни на что, поигрывала улыбка.