Неприступный Роберт де Ниро - [116]

«У нас были трудные дни, но такова уж наша профессия, — так говорит он о роли, пожалуй, самой трудной физически за всю его карьеру. — Нам нужно было все время думать о равновесии, чтобы, с одной стороны, соблюсти требования гримировки, а с другой — чтобы зритель все-таки узнавал меня. Я думаю, что все вышло хорошо».

«В самом начале нам требовалось целых девять часов, чтобы сделать гримировку всего тела, — сообщает Паркер. — В дальнейшем нам удалось сократить это время до шести с половиной часов, что меня очень обрадовало. К тому моменту, как мы его доводили до «кондиции», все валились с ног от усталости, а ведь еще приходилось следить, чтобы он в течение двенадцати часов выглядел нормально… В начале фильма протезы покрывали все его тело. Это было очень тяжело, потому что эти чертовы протезы имели обыкновение разрываться пополам, если их натянуть, и все приходилось начинать сначала. До «Франкенштейна» я не знал бессонных ночей, но тут у меня их было множество, потому что этого требовала работа над фильмом. К счастью, протезы держались удивительно хорошо, не спадали даже тогда, когда в одной из сцен Виктор и Существо катаются по полу в лаборатории, сшибая на пол все, что там есть…»

Первое, что следовало сделать Паркеру, это снять тонкий пластиковый оттиск с головы Де Ниро, чтобы голову Существа можно было моделировать с этого образца.

«Когда все было сделано и мы посмотрели на результат, Роберт говорит: «Дэниэл, одна бровь у меня тут не в порядке». И он был прав. С бровью действительно было неладно…»

Паркер со своей командой проработали много часов, делая грим не только для Де Ниро, но и для его дублера. Но благодаря терпению всех, в том числе и самого Де Ниро, особых конфликтов и напряжений с группой гримеров не произошло. Де Ниро держался подчеркнуто дружелюбно во время их утомительных манипуляций. Он говорит, что коротал эти часы за просмотром Си-Эн-Эн и перелистыванием журналов. Его добродушие распространялось и на съемочную группу. После нескольких недель постоянного пребывания в полном гриме он вышел как-то раз со «своим лицом» — для съемки требовались только его загримированные руки. Увидев его в образе нормального человека, все, кто был на площадке, дружно закричали от ужаса… Де Ниро оценил шутку и смеялся вместе со всеми…

«Он был просто лапочкой, — вспоминал Брана. — Сперва он просмотрел мои работы, поспрашивал насчет меня и потом согласился сниматься, хотя ему и пришлось созревать для этого некоторое время. Месяцев десять мы встречались с ним раз в две-три недели по поводу костюмов и грима. В процессе этих встреч обнаружилось, что мы с ним оба имеем неплохое чувство юмора, и должен заметить, он большой шутник. Ему нравились во мне кельтские черточки, это импонировало его бурной итало-ирландской крови… Он был исключительно щедр как актер. Джон Клиз был на площадке с первого дня съемок Роберта. Признак великого актера — отдавать своему партнеру на съемке не меньше энергии, чем на камеру. И Роберт подыгрывал Джону даже больше, чем на камеру, хотя и перед камерой он был великолепен. Это явилось большой подмогой Джону, который сыграл великолепно, но все-таки был скован. Так же точно Роберт щедр в большой сцене с Ричардом Брайерсом, который играет слепого».

Другие актеры в главных ролях, например, Хелен Бонэм Картер, игравшая Элизабет Франкенштейн, тоже очень тепло отзываются о поведении Де Ниро на съемках. Она считает, что работать с ним было «увлекательно».

«Его интерпретация Существа радикальна и удивительна, — рассказывает она. — Мы никогда еще не видели такого портрета в кино! Он помогал мне во всех моих крупных планах, поддерживал, сам оставаясь в сторонке. Наши совместные сцены были ужасно изматывающими, но он ни разу не пожаловался и не выкинул тех штучек, которые позволяют себе иногда звезды. Приятно обнаружить, что звезда кино ведет себя так скромно…»

Однако Существо вовсе не так безобидно и скромно. В конце концов он ведь вырывает сердце у героини Хелен Картер… И хотя Брана искал актера, который мог бы передать нюансы душевных терзаний Существа, Де Ниро исполняет его совершенно цельно — и страшно.

«У него какой-то гигантский потенциал насилия, — с уважением говорит Брана. — Он один из самых пугающих людей, которых встречал в своей жизни, и мне не хотелось бы всерьез с ним повздорить, нет… Наверное, дело тут в ощущении властности и мощи, которое он привносит в свои картины. Это не столько физическая угроза, сколько именно его способность казаться абсолютно готовым на все, на любую агрессию! Вам не хочется иметь с ним дело. Я видел его в ситуациях, когда улыбка мгновенно спадает у него с лица, и вам становится очень не по себе и не хочется находиться рядом… Вы начинаете опасаться, что вас сейчас просто сотрут в порошок».

Без сомнения, то ощущение угрозы, которое, по словам Брана, исходит от Де Ниро, делает его непревзойденным чудищем Франкенштейна. Последний штрих — это его голос, мастерски переделанный на высокотехнологичной звуковой технике, которая делает его рыком нечеловеческого существа и напрочь убирает нью-йоркский акцент актера.