Непристойная страсть - [114]

Салли Доукин ухмыльнулась.

– Вот тебе раз, замечание прямо в моем духе. А не в твоем, между прочим. Смотри, если не будешь следить за собой, превратишься в такую, как я, – нечто среднее между драконом и придворным шутом.

– Я могу себе представить конец и похуже, – отозвалась сиделка Лэнгтри, улыбаясь с искренней радостью. – Салли, дорогая, так приятно тебя видеть! Я и предположить не могла, кто мог приехать сюда. Это место в стороне от всех дорог, так что у меня не бывало посетителей.

– Я тоже рада тебя видеть. Ты вообще блистаешь отсутствием на встречах и вечеринках. Никогда не пробовала поддерживать отношения с бандой с Базы номер пятнадцать?

– Нет. Знаешь, я всегда терпеть не могла присутствовать при вскрытии, – неловко сказала сиделка Лэнгтри. – Наверно, потому что, когда его делают, берутся за лицо, сжимают его по краям и сдирают вниз. А смотреть на обратную сторону лица не стоит.

– Но ухаживать за душевнобольными – это как раз то самое.

Сиделка Лэнгтри сложила руки на груди и наклонилась вперед.

– Мне никогда не приходили в голову такие мысли. Но я все равно ненавижу вскрытия.

– Ты просто немножко свихнулась, вот в чем твоя беда, – сказала сестра Доукин удовлетворенно. – Я знала, что так и случится, если ты будешь жить и работать в таком местечке, с прелестными садиками и все прочее.

– А почему ты спросила о Базе номер пятнадцать, Салли?

– Да просто так. Правда, незадолго до того, как я уехала в Ньюкасл, у меня был один пациент из бывших твоих, из «Икса».

Под кожей у сиделки Лэнгтри началось какие-то покалывание, трепетание и подергивание, как у лошади.

– Кто? – спросила она пересохшими губами.

– Мэтт Сойер. Его слепота была вызвана вовсе не истерией.

– Я это знала. Что же у него было?

– Огромная опухоль давила на зрительный нерв. Менингиома обонятельного ствола. Сидела там и все время росла. Но он не из-за этого попал к нам. У него было субарахноидальное кровоизлияние.

Сиделка Лэнгтри вздохнула.

– Умер, конечно?

– Впал в коматозное состояние и ушел через неделю, тихо, без боли. Жаль его семью. Прелестные малышки, очаровательная жена.

– Да, жаль, – бесцветным голосом произнесла сиделка Лэнгтри.

Наступила тишина, вроде минуты молчания в память тех из всеобъемлющего мирского списка, кто уходит, чтобы встретиться с Создателем. Во время этой паузы сиделка Лэнгтри занималась тем, что размышляла, как жена Мэтта восприняла его слепоту, когда наконец узнала о ней. И как это отразилось на детях? Поняла ли его жена всю ту степень позора, которым его заклеймили, поставив диагноз «истерия»? Возможно, она проклинала мозг, который упрямо отказывался позволить его глазам видеть? А может быть, она не сомневалась, что в мозгу ее мужа скрывается что-то более зловещее? Скорее всего, последнее, если только фотограф точно передал глаза миссис Сойер на той карточке, которую Мэтт держал у себя в тумбочке. «Что ж, спи спокойно, мой дорогой Мэтт, – с нежностью думала она. – Закончена долгая битва».

– А почему тебе пришлось уехать в Ньюкасл, Салли? – спросила она, удивленная, что Салли Доукин, которая так мечтала о заместительстве, вдруг отказалась от него.

– В общем-то из-за отца, – печально ответила сестра Доукин. – Атеросклероз, старческое слабоумие, атрофия коры головного мозга. Какая разница! Сегодня утром я положила его в клинику.

– Салли! Господи, извини! Где он? Здесь?

– Да, здесь. Как мне не хотелось это делать, и я пыталась всеми силами оставить его дома, можешь мне поверить. Я и приехала-то в Ньюкасл в надежде, что смогу справиться сама, но маме давно уже за шестьдесят, и она просто не в состоянии без конца возиться с его штанами и все время вбивать ему в голову, что нельзя ходить в бакалейную лавку в чем мать родила. Единственный способ справиться с ним – это мне бросить работу, но я одна, денег у нас особых нет, к тому же я старая дева. Нет мужичка, чтобы заработал бедной Доукин на хлеб с маслом, вот незадача.

– Не волнуйся, все будет хорошо, – заверила ее сиделка Лэнгтри обнадеживающим тоном. – Мы очень хорошо относимся к нашим старичкам, и у нас их много. Я буду регулярно заходить к нему. И ты, приехав, узнала, что я здесь?

– Нет. Я думала, ты в «Каллан-парке», поэтому я изо всех сил пыталась устроить папу туда. Я даже пошла к старшей – слава богу, что у меня та же профессия, это здорово меняет дело! – и от нее и узнала, что ты здесь. Она сразу же вспомнила ваш с ней разговор. Это ведь нечасто бывает, чтобы сестра с такой подготовкой, как у тебя, приходила и заявляла, что хочет ухаживать за сумасшедшими. По крайней мере, я так думаю. Ну, сама можешь представить, это для меня было как манна небесная узнать, что ты здесь. Так что я тут целый день болтаюсь. Старшая предложила сходить за тобой в отделение, но мне не хотелось тебя отрывать, а кроме того, я ужасная трусиха. Бог ты мой, как же мне не хочется идти сейчас домой и встретиться с бедной мамой. – Она замолчала, чтобы немного успокоиться. – Так что вот. Сделала грязное дело за несколько часов, а теперь плачусь тебе в жилетку.

– Плачься столько, сколько тебе надо, Салли, ты же знаешь. Я ведь тоже тебе плакалась.