Непримкнувший. Воспоминания - [79]

Кроме жилья были и другие поводы для недовольства. Широкие слои низкооплачиваемых людей роптали на высокие налоги и всякие отчисления от зарплаты. Очень непопулярны были ежемесячные, по существу принудительные, отчисления по займам.

Но при наличии многих трудностей и недостатков всюду царила атмосфера уверенности, производственного и политического подъема, полной убежденности, что с каждым днем жизнь будет становиться все лучше и лучше.

Эту особую атмосферу жизни, неодолимую веру в лучшее будущее, присущую Стране Советов, ощущали всегда даже предвзятые гости из-за рубежа. Еще в своей книге «Москва 1937» наблюдательный Лион Фейхтвангер писал: «Я замечал с удивлением и вначале скептически, что в Советском Союзе все люди, с которыми я сталкивался, – притом и случайные собеседники, которые ни в коем случае не могли быть подготовлены к разговору со мной, – хотя иной раз и критиковали отдельные недостатки, были, по-видимому, вполне согласны с существующим порядком в целом. Да, весь громадный город Москва дышал удовлетворением и согласием, и более того – счастьем».

И дальше: «Эти люди знают, что их процветание является не следствием благоприятной конъюнктуры, могущей измениться, а результатом разумного планирования. Каждый понимал, что, прежде чем заняться внутренним устройством дома, необходимо было заложить его фундамент. Сначала нужно было наладить добычу сырья, построить тяжелую промышленность, изготовить машины, а затем уже перейти к производству предметов потребления, готовых изделий. Советские граждане понимали это и с терпением переносили лишения в своей частной жизни. Теперь становится очевидным, что план был намечен правильно и может принести богатый, счастливый урожай. И с чувством огромного удовлетворения советские граждане наблюдают теперь за началом этого урожая. Они видят, что нынче именно так, как им было обещано, они располагают множеством вещей, о которых они едва осмеливались мечтать. И москвич идет в свои универмаги, подобно садовнику, посадившему самые разнообразные растения и желающему теперь взглянуть, что же взошло сегодня. Он с удовлетворением констатирует: смотри-ка, сегодня имеются в продаже шапки, ведра, фотоаппараты. И тот факт, что руководящие лица сдержали свое слово, служит для населения залогом дальнейшего осуществления плана и улучшения жизни с каждым месяцем».

Л. Фейхтвангер заключил: «Средний гражданин Союза живет пока еще хуже, чем средний гражданин в некоторых других странах, но он чувствует себя более спокойным, более довольным своей судьбой, более счастливым».

Эту характеристику умонастроений подавляющего большинства советских людей, данную Л. Фейхтвангером в тридцатых годах, можно было целиком перенести и на сороковые годы, с тем различием, что в послевоенный период вера народа в партию, в свое правительство, в лучшее будущее окрепла еще больше, убежденность в правильности линии партии, в то, что сравнительно скоро наступит жизнь с истинным материальным достатком и обилием духовных благ для всех, стала всеобщей и прочной.

Мы увидим дальше, как хрущевщина, с присущим ей авантюризмом, подтачивала эту веру и всенародную убежденность в светлом завтра.

Но сегодня дела шли явно на подъем.

Конечно, в грандиозной работе по преобразованию основ быта десятков миллионов людей не обошлось без курьезов и срывов. Один из таких курьезов связан с именем того же Хрущева.

В период все большего нарастания пафоса строительства, 4 марта 1951 г., в «Правде» была опубликована статья Н. Хрущева на два подвала под названием «О строительстве и благоустройстве в колхозах». Главное ее содержание было таково: наши старые деревни и села никуда не годятся. Теперь колхозы настолько окрепли и разбогатели, что мы можем пустить старую деревню на слом. Вместо никудышных старых сел и деревень надо строить новые. Выбрать новое место и на него селить все мелкие деревни и села. Здесь выстроить многоэтажные дома с тротуарами, водопроводом, ванными и прочими удобствами.

Старые названия «деревня», «селение» надо отставить и впредь новые поселения именовать «агрогород» или «колхозный поселок».

Дальше Хрущев призывал немедленно заняться проектированием новых «колхозных поселков» и давал наставления: как выбрать место для «агрогорода», как строить, из чего строить и т. д.

В своих устных выступлениях Хрущев пояснял, что все это можно сделать в 1–3 года.

Весь авантюризм этого плана был совершенно очевиден. В деревне в это время проживало более 108 миллионов человек. Чтобы пустить на слом старую деревню и воздвигнуть на новых местах новые «агрогорода», нужны были огромные, исчисляемые сотнями миллиардов рублей капиталовложения, колоссальные трудовые ресурсы, тысячекратное умножение всех отраслей строительной индустрии, сантехники и т. д.

Между тем деревня только-только выкарабкивалась из страшной разрухи военных лет (особенно в районах, бывших под оккупацией). Валовая продукция сельского хозяйства к 1951 г. достигла лишь 93 процентов к довоенному уровню. Колхозы в основной массе были еще бедны. Разносторонне развитая строительная индустрия только еще создавалась. Предлагать в таких условиях пустить на слом всю старую деревню и воздвигнуть вместо нее, как по волшебству, новую деревню – значило впасть в маниловщину и авантюризм, дезорганизовать всю практическую работу на селе.