Непримкнувший. Воспоминания - [70]
Г. Маленков посмотрел на меня и сказал спокойным и даже добродушным тоном:
– Мы давно добираемся до вас. Но все не удавалось. А теперь не сорветесь.
И он сделал движение кулаком, изображавшее трепыхание рыбы на крючке. И я действительно почувствовал себя так, словно я болтаюсь на леске, крючок у меня вцепился в горло, и всякое новое усилие с моей стороны приведет к единственному результату: крючок будет вонзаться все глубже в горло.
Мне было очень больно: допускается явная несправедливость. Но еще больнее было сознание того, что этот частный эпизод проливает новый свет на то большое и важное, что всю жизнь было для меня святыней.
В ту пору я в высшей степени идеалистически (в самом прекрасном значении этого слова) воспринимал все, что относилось к руководству партии, ее Центральному Комитету и аппарату ЦК.
Каждый член Политбюро в моих глазах был олицетворением самых благородных и возвышенных черт и морально-политических качеств. Каждое решение ЦК и даже указание аппарата ЦК воспринимались мной как святыня. Никакие критические суждения в отношении таких актов немыслимы. Каждый шаг и каждое слово руководителей партии и правительства – это служение истине, великой правде коммунизма. Ничто личное, неблаговидное, а тем более корыстное не может быть им присуще.
Зачем же Маленков тогда сказал: «Мы давно до Вас добирались… теперь не сорветесь». Как это мерзко… Ведь Маленков знает, что совесть моя чиста. Я не сделал ничего предосудительного. Зачем же допускается вся эта неправда? Неужели это возможно в Центральном Комитете?
А между тем в действительности истина в данном случае никого не интересовала. Все было давно предрешено. Режиссерам большой политической игры нужно было стереть с лица земли Вознесенского. Это сделано. Теперь, во имя какой-то очередной большой операции, надо решить подсобную задачу – убрать меня из ЦК. И это будет сделано при любых обстоятельствах и любой ценой. И малейшее сопротивление с моей стороны могло привести к единственному результату – моей гибели.
13 июля 1949 г. состоялось решение Политбюро ЦК «О журнале «Большевик». В нем мне были инкриминированы два обвинения.
Первое: «Отметить, что т. Шепилов, как зав. Отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), оказался не на высоте в деле контроля за журналом «Большевик».
И второе: «Указать т. Шепилову на то, что он совершил грубую ошибку, допустив рекомендацию Отделом пропаганды и агитации ЦК ВКП(б) книжки Н. Вознесенского в качестве учебника для работы с секретарями райкомов партии и пропагандистскими кадрами. Отменить эти указания как ошибочные».
Всем было ясно, что участь меня как работника аппарата ЦК предрешена. И действительно, вскоре я был отставлен от руководства Агитпропом ЦК.
Начались мучительные дни, недели, месяцы напряженного тревожного ожидания.
Время было суровое. В стране шла очередная грандиозная «чистка», не вызванная никакими причинами, вслед за триумфальной победой в Отечественной войне. Все ночи по дворам и подъездам рыскали «черные вороны». Арестовывали только недавно освобожденных людей, которые сумели выжить, отбыв с 1937 г. в лагерях лет по десять.
Арестовывали дополнительно тех, кто когда-либо принадлежал к каким-либо оппозициям, но почему-то не был забран в 1937–1938 гг. Арестовывали членов семей «врагов народа», тоже почему-то не изъятых в прошедшие годы. Арестовывали вообще неизвестно по каким признакам.
Через семнадцать лет я встретил одного своего университетского однокашника. Он был много старше меня по возрасту. В партию вступил в 1917 г. Воевал всю Гражданскую войну. У него перебита рука. В Московском университете играл большую роль в партийной и академической жизни.
– Ну как, Феликс, жизнь и здоровье? – спросил я.
– Да как жизнь… Ты знаешь, что я отсидел пять с лишним лет…
– Когда, за что?
– Взяли в 1949 г.
– И что же тебе предъявили? Ты был чей шпион: американский, японский или португальский?
– Нет, мне предъявили обвинение, что в 1918 г. я принадлежал к троцкистско-бухаринской оппозиции.
– Да такой оппозиции в 1918 г. и не было.
– Мало ли что не было. А вот предъявили… Я тоже говорил им. Просил показать мне хоть какой-нибудь учебник или статью по истории партии, где бы говорилось о существовании такой оппозиции в 1918 г.
– И что же?
– Что? А вот, смотри…
Он засучил рукав и показал мне какие-то плетеные шрамы на руке.
– И ты «признался», конечно?
– «Признался», получил по решению Особого совещания десять лет. Успел отбыть пять с лишним лет, в 1954-м освобожден и реабилитирован. Теперь – персональный пенсионер…
В такую пору быть безработным, да еще с маркой «сторонника Вознесенского», значило жить с петлей на шее.
Мы прислушивались к топоту шагов на лестнице. Вечерний звонок у дверей прорезал мозг молнией: кто это? За мной?
Пришла осень с длинными тоскливыми вечерами, завыванием ветра за окнами, кашлями и гриппами.
Наступила зима. А я все еще оставался безработным. Многие изощренные в придворных делах чиновники с опаской обходили меня. При встречах на улице не узнавали.
Я собирал и обрабатывал материалы по истории коллективизации сельского хозяйства СССР. Тренировался в английском языке. Снова, как в годы учения в Институте красной профессуры, штудировал «Науку логики» Гегеля и испытывал величайшее наслаждение. В эти бесконечные вьюжные ночи я забывался с томиками Чехова, Блока, Есенина. Помню, что в этот период много радости доставляли мне «Угрюм-река» и «Емельян Пугачев» Вячеслава Шишкова.
Всего лишь один шаг положил в июне 1957 г. конец блестящей государственной карьере Дмитрия Шепилова (1905-1995) — в то время министра иностранных дел СССР и члена ЦК КПСС. Выступив тогда на партийном пленуме против формирующегося культа личности Хрущева,он тем самым `примкнул` к так называемой `антипартийной группе` (Каганович, Маленков, Молотов) и очень скоро лишился всех постов. Но до этого, по личному указанию Сталина, разработал учебник политэкономии; участвовал в Великой Отечественной войне, которуюзакончил генерал-майором и военным комендантом г.
Екатерина Алексеевна Фурцева занимала высшие посты в советской государственной и партийной системе при Хрущеве и Брежневе. Она была Первым секретарем МГК КПСС, членом Президиума ЦК КПСС, министром культуры СССР. Фурцева являлась своеобразным символом Советского Союза в 1950–1970-х гг., — волевая, решительная, властная женщина, Фурцева недаром получила прозвище «Екатерина Третья».В книге, представленной вашему вниманию, о личности и политике Екатерины Фурцевой вспоминают известные деятели той поры: Д. Т. Шепилов, Председатель КГБ СССР и заместитель Председателя Совета министров СССР при Хрущеве и Брежневе; А. И. Аджубей, главный редактор газет «Комсомольская правда» и «Известия», зять Хрущева; Н. А. Микоян, писательница и журналист, невестка знаменитого А. И. Микояна.
«Время идет не совсем так, как думаешь» — так начинается повествование шведской писательницы и журналистки, лауреата Августовской премии за лучший нон-фикшн (2011) и премии им. Рышарда Капущинского за лучший литературный репортаж (2013) Элисабет Осбринк. В своей биографии 1947 года, — года, в который началось восстановление послевоенной Европы, колонии получили независимость, а женщины эмансипировались, были также заложены основы холодной войны и взведены мины медленного действия на Ближнем востоке, — Осбринк перемежает цитаты из прессы и опубликованных источников, устные воспоминания и интервью с мастерски выстроенной лирической речью рассказчика, то беспристрастного наблюдателя, то участливого собеседника.
«Родина!.. Пожалуй, самое трудное в минувшей войне выпало на долю твоих матерей». Эти слова Зинаиды Трофимовны Главан в самой полной мере относятся к ней самой, отдавшей обоих своих сыновей за освобождение Родины. Книга рассказывает о детстве и юности Бориса Главана, о делах и гибели молодогвардейцев — так, как они сохранились в памяти матери.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Поразительный по откровенности дневник нидерландского врача-геронтолога, философа и писателя Берта Кейзера, прослеживающий последний этап жизни пациентов дома милосердия, объединяющего клинику, дом престарелых и хоспис. Пронзительный реализм превращает читателя в соучастника всего, что происходит с персонажами книги. Судьбы людей складываются в мозаику ярких, глубоких художественных образов. Книга всесторонне и убедительно раскрывает физический и духовный подвиг врача, не оставляющего людей наедине со страданием; его самоотверженность в душевной поддержке неизлечимо больных, выбирающих порой добровольный уход из жизни (в Нидерландах легализована эвтаназия)
Автор этой документальной книги — не просто талантливый литератор, но и необычный человек. Он был осужден в Армении к смертной казни, которая заменена на пожизненное заключение. Читатель сможет познакомиться с исповедью человека, который, будучи в столь безнадежной ситуации, оказался способен не только на достойное мироощущение и духовный рост, но и на тшуву (так в иудаизме называется возврат к религиозной традиции, к вере предков). Книга рассказывает только о действительных событиях, в ней ничего не выдумано.
У меня ведь нет иллюзий, что мои слова и мой пройденный путь вдохновят кого-то. И всё же мне хочется рассказать о том, что было… Что не сбылось, то стало самостоятельной историей, напитанной фантазиями, желаниями, ожиданиями. Иногда такие истории важнее случившегося, ведь то, что случилось, уже никогда не изменится, а несбывшееся останется навсегда живым организмом в нематериальном мире. Несбывшееся живёт и в памяти, и в мечтах, и в каких-то иных сферах, коим нет определения.
Генерал-лейтенант Леонид Владимирович Шебаршин за 29 лет службы прошел путь от оперуполномоченного до начальника советской внешней разведки. Он был очевидцем губительной «перестройки». Эта книга стала итогом длительного, вдумчивого размышления об особенностях профессии разведчика вообще и советского в частности, о сути разведки как таковой, не сегодня и не вчера. Книга писалась автором всю жизнь. В ней нашли место дневниковые записи, зарисовки из путевых блокнотов о Пакистане, Индии, Иране, Афганистане.
Зоя Богуславская – прозаик, драматург, автор многих культурных проектов, создатель премии «Триумф», муза поэта Андрея Вознесенского. Она встречалась со многими талантливыми людьми ХХ века, много писала и о своих друзьях-товарищах. Огромную популярность имели ее знаме – нитые эссе «Барышников и Лайза. Миннелли и Миша», «Время Любимова и Высоцкий», воспоминания о встречах с Марком Шагалом, Брижит Бардо, Аркадием Райкиным и многими другими.
Книга прославленного советского военачальника дважды Героя Советского Союза Маршала Советского Союза Василия Ивановича Чуйкова посвящена в основном боевому пути 62-й армии, преобразованной после Сталинградской битвы в 8-ю гвардейскую, которая вместе с другими войсками отстояла от врага Сталинград, участвовала в освобождении Донбасса, Запорожья, Одессы, форсировала Вислу, Одер и закончила свой боевой путь штурмом Берлина. В своих воспоминаниях автор опирался на документы той поры, а также многочисленные свидетельства очевидцев и участников боевых действий.
В 70–80-х годах прошлого столетия одно только упоминание имени Владимира Калиниченко приводило в трепет секретарей обкомов, министров и членов политбюро. В то время Владимир Иванович работал важняком – так называли в народе следователей по особо важным делам при генеральном прокуроре СССР. Кредо Калиниченко: «Закон – священная корова». Он решал сложнейшие головоломки, был человеком бесстрашным и абсолютно невосприимчивым к лести. Дослужившись до генерала, в 1991 году Калиниченко уволился из прокуратуры по собственному желанию.