Непримкнувший. Воспоминания - [110]

К XIX съезду весь ход мирового исторического процесса и развития самой страны властно требовали широкой демократизации всех сторон внутрипартийной, государственной и общественной жизни. Без этого нельзя было дальше двигаться вперед.

Пришел ли Сталин к этому выводу аналитическим путем; почувствовал ли он инстинктом старого революционера это властное веление жизни, что по-старому жить уже нельзя, – трудно сказать. Так или иначе, в своей лебединой песне он вернулся к мотивам демократии, свободы личности, национального суверенитета и независимости.

Больше того. Сейчас же после съезда начал осуществляться целый ряд мер, которые как будто свидетельствовали о намерении Сталина вступить на путь внедрения принципов коллективизма в практику руководства, ликвидации бесконтрольности органов госбезопасности и обеспечения в стране революционной законности, о чем я расскажу дальше.

Но все это, как мы увидим, парализовалось почти одновременными действиями прямо противоположного характера, усиливавшими и единоличное диктаторство, и произвол в общественной и государственной жизни.

…Поздним вечером 14 октября мы сидели в Пушкине в своем «партизанском домике» и трудились. Позвонила кремлевская «вертушка». Нам сообщили:

– Счетная комиссия съезда только что закончила подсчет голосов. Из авторского коллектива П. Юдин и Д. Шепилов избраны членами ЦК КПСС, а К. Островитянов – кандидатом.

Я вышел на балкон. Вековой бор окружал домик плотным кольцом. От увядающих кустов рябины до белесых облаков все было залито лунным серебром. Какая тишина. Как хорош этот извечный мир.

Грудь мою распирало от счастья. Я – член Центрального Комитета великой партии коммунистов. Той партии, которая впитала в себя всю мудрость народной жизни, тысячелетний опыт борьбы за свободу и счастье людей на земле, все мучительные поиски путей к гармоничному обществу будущего – от раннего христианства, от Томаса Мора и Кампанеллы, Сен-Симона и Фурье, Герцена и Чернышевского до Маркса и Ленина. Той партии, которая, подняв простреленное пулями знамя парижских коммунаров, первая бросила дерзновенный вызов всему старому миру и в священном огне пролетарской революции заложила краеугольные камни нового строя. Теперь эта партия стоит во главе великой державы и является общепризнанным наставником всемирного коммунистического и освободительного движения.

В ее рядах – почти семь миллионов. А весь ЦК – 125 человек. ЦК – это мозг, душа и сердце партии. Это – ареопаг страны, ее важнейший жизнедеятельный центр. И вот я – внук крепостного крестьянина Михайлы Шепилова, сын кадрового рабочего-токаря Трофима Шепилова, я – русский интеллигент Дмитрий Шепилов – член этого верховного штаба государства и партии.

Из семи миллионов удостоены избрания всего сто двадцать пять. И среди них – я, рядовой советский ученый, рядовой партийный пропагандист. Я вошел в то руководящее ядро партии и страны, в котором были такие вожди и трибуны революции, как Ленин, Свердлов, Фрунзе, Луначарский, Куйбышев, Дзержинский, Чичерин, Калинин, Киров…

Как я оправдаю это высочайшее доверие? Как отплачу моей партии и моему народу за эту честь и возложенные на меня надежды? Я готов это сделать любой ценой. Я готов отдать во имя счастья моей партии, моего народа все свои силы, все знания, всю кровь до последней капли, и если понадобится – саму жизнь.

На балкон вышли П. Юдин и К. Островитянов. Взбудоражены мы были до предела. Знали, что не уснем. Решили на радостях махнуть в Москву. Мчались по старому Ярославскому шоссе на полной скорости. Москва уже засыпала. Огни были притушены. Поехали ко мне домой, на Калужскую. Сколько вопросов перебрали мы до рассвета, сколько мировых проблем разрешили на словах! Выпили за партию, за Сталина, за народ, за науку, за армию.

16 октября состоялся первый пленум вновь избранного ЦК. Мы собрались (что стало уже давнишней традицией) в Свердловском зале Кремля. В точно назначенное время на помост из внутренних комнат вышли члены Политбюро прежнего состава. Впереди шел Сталин. При его появлении часть членов ЦК (видимо, новичков) встала и начала аплодировать. Сталин сразу замахал рукой и произнес что-то вроде «Здесь этого никогда не делайте».

Оказывается, Сталин и его соратники воспринимали как должное все культовые церемонии (вставание всех, овации, лозунги и пр.) на любых торжествах и собраниях. Но на пленумах ЦК и Политбюро это не практиковалось. Возможно, что здесь каким-то образом сохранилась еще традиция Ленина, который был лютым противником обожествления его лично и других высоких персон, и Сталин считал необходимым поддерживать данную традицию в этом, единичном случае. Вскоре Хрущев опрокинул и ее.

Основным вопросом пленума было формирование исполнительных органов ЦК – Президиума и Секретариата, а также утверждение председателя Комиссии партийного контроля.

Как я уже упоминал, при формировании руководящих органов Сталин делал себе отвод:

– Зачем нужно избирать меня секретарем? Мне тяжело: и Совнарком, и секретарь… Годы… Какой это секретарь, у которого сил не хватает отчетный доклад сделать?

Выступил Г. Маленков и сказал очень кратко: