Неприкаянные - [30]

Когда автобус тронулся, Подметальщик и Профессор, стоявшие в стороне и наблюдавшие эту сцену, вскочили на подножку и присоединились к Майне. Машина повезла их в пригород.

Подошел кондуктор, и у Майны помутилось сознание. Подметальщик порылся в своих лохмотьях и извлек каким-то чудом явившиеся три затертые монетки. Заплатив за троих, он открыл окно автобуса, чтобы дать Майне дохнуть свежего воздуха. Парню предстоит трудное дело. Вдали от многолюдных боковых улиц укрыться будет негде, и от него потребуются хладнокровие и находчивость.

Проехав несколько миль, синий костюм стал пробираться к выходу. Три хвоста последовали за ним. На остановке стояли какие-то люди. Плохо дело. Если начнет сопротивляться, хлопот не оберешься. Дальше пошло еще хуже. Сойдя с автобуса, синий костюм направился в особняк. Прямо против остановки. Все трое остолбенели от неожиданности.

Тем временем синий костюм, весело насвистывая, удалялся по аллее в сторону дома; унося с собой их деньги, их пищу, их жизнь.

— Догони его, — прохрипел Подметальщик, толкая Майну в спину. — Если уйдет, тебе крышка.

Майна нетвердо шагнул вперед. Жалобно скрипнула под ногами щебенка. Он остановился в раздумье и оглянулся назад. Его спутники смотрели куда-то в сторону, делая вид, что не имеют к нему никакого отношения. В воздухе ему почудилось сверкание ножа Бритвы. Он двинулся следом за синим костюмом. Он пошел бы куда угодно, лишь бы подальше от этих бандюг и подальше от ножа, что висит над его головой.

Майна остановился у парадного входа, за которым только что скрылся белый человек, и наблюдал, как тог, продолжая беззаботно насвистывать, ни разу не оглянувшись и даже не заперев за собой стеклянную дверь, бросил покупки на диван, снял пиджак и повесил его на спинку стула. Потом снова собрал все свертки, прошел через вторую, внутреннюю, дверь и кого-то окликнул. У Майны бешено заколотилось сердце, кровь больно ударила в голову. Вот он, этот пиджак! И в нем — бумажник, за которым он так долго охотился!

Какую-то долю секунды он стоял в нерешительности, но, услышав шаги хозяина, возвращавшегося по коридору, встрепенулся, бросился в переднюю, схватил пиджак и побежал обратно к выходу. Стул, на котором висел пиджак, с грохотом повалился на пол. В этот момент в передней появился хозяин. В мгновение ока он сообразил, что случилось, и закричал. Потом поднял стул и бросил в Майну. Но тот успел выскочить, и стул, ударившись о раму двери, разлетелся на части.

Люди, стоявшие на автобусной остановке, обернулись на шум и увидели бегущего вора. Не долго думая, они стали у края аллеи и преградили ему путь. Заметив опасность, Майна изменил направление и побежал между цветочными кустами и висящим на веревках бельем, обратно, на задний дворик дома. Дворик окаймляла пятифутовой высоты терновая изгородь, за которой зеленел сплошной кустарник. В нем было спасение. Терн недавно подрезали, острые его шипы угрожающе целились в Майну. Он никогда не занимался спортом и не умел прыгать, но надо было спасаться любой ценой. Не колеблясь, он разбежался и прыгнул и в ту же минуту почувствовал, что всей своей тяжестью угодил на колючки. Но силой инерции его перекинуло на другую сторону изгороди. Исцарапанный, весь в синяках, он упал на землю. Там его уже поджидали Подметальщик и Профессор. Он почти упал им на руки, и они потащили его дальше в глубь зарослей. Тяжело отдуваясь, он старался вспомнить, что с ним произошло несколько минут назад, и в то же время чувствовал, что товарищи радостно поздравляют его и похлопывают по спине. Но перед глазами по-прежнему плыли круги. Ему все еще мерещились полиция, бегущая толпа и… холодный леденящий душу нож Бритвы.

5

Впервые за долгое время в бедной халупе в центре Шенти-ленда состоялось веселое пиршество. Пол подмели, жизнь в доме забила ключом. Еда была в изобилии, и речи лились так же легко, как нубийский джин из небольших белых бутылок. Люди, урча от удовольствия, набивали рты — казалось, у них вот-вот лопнут щеки. Время от времени кто-нибудь переставал жевать и пьяным голосом изливал на Майну, «героя века», слова сердечной благодарности. Все признавались, что никогда у них не было столько денег, еды и выпивки, как сегодня.

Майна радовался, что все так удачно сложилось, хотя синяки и царапины давали себя чувствовать. Ему было приятно видеть довольные улыбки на лицах тех, кто долгое время не улыбался совсем. Впрочем, это не были улыбки в полном смысле слова — люди просто с удовольствием открывали рты, чтобы набить их пищей, а потом жевали, кивая головой. Важно то, что они довольны; а то, что их никто не научил говорить «спасибо», — не имеет значения. Даже во взгляде Подметальщика угадывались довольство и признательность. Майна заметил, что и Сара то и дело бросает в его сторону восхищенные взгляды. Но больше всего его радовало то, что он вышел из этой истории более или менее невредимым, если не считать ободранной кожи, клочки которой висели точно флажки на острых шипах терновой изгороди.

Веселье достигло высшей точки, когда кто-то предложил произнести речь в честь Майны и поблагодарить его за смелый поступок, избавивший всех от голода. Слово взял Профессор. Но речи у него не получилось, потому что он был слишком пьян и не мог стоять на ногах достаточно долго, чтобы высказать главную мысль. Начал он с небылицы: будто бы Майне пришлось драться со всей семьей и будто бы только он, Профессор, пришел на выручку мужественному товарищу. Тут Подметальщик прервал его и обвинил во лжи. Началась ссора, и они едва не пустили в ход кулаки. После этого испробовал свое ораторское искусство Каменобоец, однако и его речь получилась не лучше. Он был так переполнен чувством восхищения Майной, что из его единственного глаза хлынули пьяные слезы, и он быстро умолк. Слова благодарности застряли у него в горле.