Неприкасаемый - [51]
А Иосиф все еще стоит передо мной, похожий на куклу чревовещателя: торчащие манжеты рубашки, внимательное и полное надежды, как морда у той старой псины, лицо, мышцами которого будто кто-то дергает за нити, и поскольку я от него устал, не в настроении и жалею, что вообще позволил Хартманну убедить меня связать свою судьбу с такими, как этот нелепый, этот несносный тип, то говорю ему, что да, я достану копию протокола следующего заседания синдиков, если это то, что он действительно хочет, и он с важным видом коротко кивает, позднее этот кивок станет мне хорошо знаком, когда мне доведется посещать по линии Департамента военные штабы и центры обработки секретной информации для передачи мнящим о себе болванам никому не нужных засекреченных сведений. Ныне все комментаторы, книжные и газетные всезнайки недооценивают в мире шпионажа элемент приключенческой романтики. Поскольку выдаются и подлинные секреты, существуют пытки, гибнут люди — Иосиф, как и многие другие мелкие служащие системы, должен был кончить, получив пулю НКВД в затылок, — они воображают, что шпионы вообще люди безответственные и отличаются бесчеловечной жестокостью, как мелкие дьяволы, выполняющие приказы главного Сатаны, тогда как в действительности мы больше всего походили на отважных, но шаловливых, всегда находчивых ребят из книжек о школьниках, всех этих бобов, диков и джимов, которые неплохо играют в крикет, легки на невинные, но остроумные проказы и в конце разоблачают директора школы, оказывающегося международным преступником, и в то же время втайне грызут гранит науки, чтобы стать первыми на экзаменах и получить стипендии, тем самым избавив своих милых бедных родителей от бремени расходов на учебу в одном из наших великих университетов. Мы, во всяком случае, видели себя в таком свете, хотя и не говорили. Мы считали себя хорошими людьми, вот что главное. Сегодня трудно воскресить в памяти пьянящую атмосферу тех предвоенных дней, когда мир под бешеный бой колоколов и пронзительный свист катился в ад, и только мы одни твердо знали, что надо делать. О да, я прекрасно помню, что молодые ребята уезжали воевать в Испанию, создавали профсоюзы, выступали с петициями и так далее, но такого рода действия были лишь временными мерами; мы втайне считали этих азартных парней чуть ли не пушечным мясом или мешающими делу верхоглядами из породы благодетелей человечества. Что было у нас и не было у них, так это вера в неизбежную историческую перспективу; когда бойцы испанских интернациональных бригад призывали остановить Франко, мы уже строили планы на переходный после поражения Гитлера период, когда после легкого толчка Москвы и нашего пострадавшие от войны режимы Западной Европы падут друг за другом, как костяшки домино — да, мы первыми выдвинули эту ныне дискредитированную теорию, — и Революция подобно кровавому пятну расползется от Балкан до атлантического побережья Ирландии. И в то же время как далеки мы были от действительности! Вопреки всем нашим разговорам и даже некоторым действиям важнейшие события того времени почему-то проносились мимо, яркие, кричащие, слишком живые, чтобы можно было поверить, как реквизит бродячего театра, который везут на грузовике в какой-то другой город. Я работал у себя в апартаментах в Тринити, когда сообщили о падении Барселоны. Я услышал сообщение по радио, говорившего в комнате моего соседа — уэльсца, физика, любителя танцевальной музыки, посвящавшего меня во все последние чудеса Кавендишской лаборатории, — и продолжал спокойно разглядывать в лупу репродукцию переднего плана картины Пуссена «Взятие Иерусалима Титом», а если точнее — любопытную пару лежащих на куске ткани отрубленных голов, словно эти два события, реальное и изображенное, были одинаково далеки от меня, где-то в глубине веков, оба закончены и необратимы, один застывший крик и вздыбленный конь, стилизованная, блистательная жестокость. Понимаете?..
И последний штрих к портрету Иосифа, прежде чем положить в долгий ящик вместе с другими разбросанными по моей жизни накрепко забытыми типами. Когда он выходил из паба — он настоял на том, чтобы мы выходили по отдельности, — собачонка старика забежала вперед и стала по-собачьи радостно вертеться длинным туловищем у него в ногах, чтобы в награду получить ловкий пинок носком начищенного до блеска ботинка. Собачонка взвизгнула, не столько от боли, сколько от обиды, и, стуча когтями по полу, отскочила прочь, и, озадаченно и испуганно косясь и быстро-быстро облизываясь, уселась между ног хозяина. Иосиф вышел, на короткое время впустив мелькнувший в ногах, но на сей раз не получивший пинка солнечный луч, а старик со злой усмешкой исподлобья глянул на меня, и я на миг представил, что он обо мне думает: еще один из мелких, раздраженных, грубых людишек, способных пнуть собачонку, пролезть, расталкивая людей локтями, отпихивая их в сторону. И мне захотелось сказать ему: «Нет, нет, я не такой, как он!» — но потом подумалось: «А может, и я такой?» Ныне я тоже встречаю такой же адресованный мне взгляд, когда на улице меня узнаёт какой-нибудь ветеран «холодной войны» или самозваный патриот, хранитель «западных ценностей», и мысленно плюет мне в лицо.
Номинант на Букеровскую премию 1989 года.«Улики», роман одного из ярких представителей современной ирландской литературы Джона Бэнвилла, рождается в результате глубокого осмысления и развития лучших традиций европейской исповедальной и философской прозы. Преступление главного героя рассматривается автором как тупик в эволюции эгоцентрического сознания личности, а наказание убийцы заключается в трагической переоценке собственного духовного опыта. Книга прочитывается как исповедь мятущегося интеллекта и подводит своеобразный итог его самоидентификации на исходе XX века.
Роман Джона Бэнвилла, одного из лучших британских писателей, который выиграл Букеровскую премию в 2005 году.
Классик современной ирландской литературы Джон Бэнвилл (р. 1945) хорошо знаком русскому читателю романами «Афина», «Улики», «Неприкасаемый».…Затмения жизни, осколки прошлого, воспоминания о будущем. Всего один шаг через порог старого дома — и уже неясно, где явь, а где сон. С каждым словом мир перестает быть обычным, хрупкие грани реальности, призраки и люди вплетены в паутину волшебных образов…Гипнотический роман Джона Бэнвилла «Затмение» — впервые на русском языке.
Это — ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ ДЕТЕКТИВ.Но — детектив НЕОБЫЧНЫЙ.Детектив, в котором не обязательно знать, кто и зачем совершил преступление. Но такое вы, конечно же, уже читали…Детектив, в котором важны мельчайшие, тончайшие нюансы каждого эпизода. Возможно, вы читали и такое…А теперь перед вами детектив, в котором не просто НЕ СУЩЕСТВУЕТ ФИНАЛА — но существует финал, который каждый из вас увидит и дорисует для себя индивидуально…
Драматические моменты в судьбе великого математика и астронома Иоганна Кеплера предстают на фоне суровой и жестокой действительности семнадцатого века, где царят суеверие, религиозная нетерпимость и тирания императоров. Гениальный ученый, рассчитавший орбиты планет Солнечной системы, вынужден спасать свою мать от сожжения на костре, терпеть унижения и нужду, мучится от семейных неурядиц.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Джона Апдайка в Америке нередко называют самым талантливым и плодовитым писателем своего поколения. Он работает много и увлеченно во всех жанрах: пишет романы, рассказы, пьесы и даже стихи (чаще всего иронические).Настоящее издание ставит свой целью познакомить читателя с не менее интересной и значимой стороной творчества Джона Апдайка – его рассказами.В данную книгу включены рассказы из сборников "Та же дверь" (1959), "Голубиные перья" (1962) и "Музыкальная школа" (1966). Большинство переводов выполнено специально для данного издания и публикуется впервые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.