Непридуманные истории - [59]

Отец Димитрий довез Марию Ивановну до дома. По дороге она спросила его:

– Почему мы, которые учили и воспитывали других детей, со своими не можем найти общего языка? Почему они бывают такие злые?

– Я вам, Мария Ивановна, скажу банальную вещь, но, на мой взгляд, верную. Ваше поколение обокрало детей, отняв у них Бога, а теперь вырастают обкраденные внуки, и они, сами того не ведая, мстят своим родителям за свое безбожное детство, за убиенных во чреве своих братьев и сестер, которых им так не хватает в жизни.

– Но ведь мы не были такими в детстве, хотя тоже практически выросли без Бога.

– Нет, вашему поколению повезло больше, Мария Ивановна. Над Вашими люльками матери и бабушки еще пели молитвы.

– Да, наверное, ты прав, Дима. Я все пытаюсь вспомнить молитву Богородице, которую когда-то учила с бабушкой, и не могу.

– Наверное, эта молитва звучала так, – и отец Димитрий запел: – Богородице Дево, радуйся, Благодатная Марие, Господь с Тобою…

И тут вдруг Мария Ивановна все вспомнила. И уже рядом с отцом Димитрием сидела не старушка, а пробудившаяся от долгого сна девочка Маша из далеких голодных тридцатых годов. Эта маленькая девочка подхватила пение молитвы: «Благословенна Ты в женах и благословен плод чрева Твоего, яко Спаса родила еси душ наших».

Мария Ивановна радостно рассмеялась и начала петь «Богородицу» сначала. Отец Димитрий стал подпевать, они пропели ее всю и начали в третий раз.

В это время из школы возвращался Василий, который, к своему великому удивлению, увидел, как в «Жигулях» напротив их подъезда его бабушка сидит с бородатым священником и поет молитву. Бабушка его не заметила, а он разглядел ее лицо: оно светилось счастьем и покоем.

«Какая у меня молодая и красивая бабушка», – подумал Вася.

Декабрь 2003. Самара

Оборотень Святочный рассказ

В монастырской трапезной сидят двое иноков и, не торопясь, едят распаренную пшеницу с изюмом и медом, называемую сочивом, потому как сегодня сочельник. Первый инок – иеродиакон Петр, двадцати пяти лет, высокий и дородный телом. Второй – восемнадцатилетний, небольшого роста и худой послушник Христофор. Монастырская трапезная – это, конечно, очень громко сказано для комнатки в двадцать квадратных метров, с мебелью из старого стола, покрытого дырявой клеенкой, да пары грубо сколоченных самодельных лавок. Едят при свече, электричества в монастыре нет. Электричество было, когда здесь находилась колония для несовершеннолетних, но потом все порастащили. Провода со столбов бомжи сняли и сдали в пункт приема цветных металлов. Теперь попробуй восстанови. Во вновь переданный монастырь владыка направил троих насельников (а откуда возьмешь больше?) – иеромонаха Савватия, тридцати двух лет, которого назначил наместником, и двух уже упомянутых Петра и Христофора. Сам наместник уехал еще вчера к владыке на прием, но обещал в сочельник к вечеру вернуться, чтобы ночью отслужить рождественскую службу. Послушник Христофор весь извелся, ожидая вечерней трапезы. Отсутствием аппетита он не страдал, ел за двоих. Иеродиакон Петр с завистью подтрунивал над Христофором:

– Ну ты, брат, и горазд жрать, и куда только лезет. Да не в коня корм, вон какой худой.

– Что бы ты, Петр, понимал, это у меня обмен веществ хороший, а ты поешь – и на боковую, вот жир у тебя и откладывается.

Петр, не обижаясь, отшучивался:

– За простоту Бог дает полноту. Да если бы ты историю Отечества изучал, то знал бы, что на Руси считалось исстари: кто после обеда не спит, тот не православный.

– Ну-ну, православия в тебе хоть отбавляй, прямо сдоба ортодоксального замеса, – язвил Христофор.

В сочельник Петр в отсутствие наместника исполнился большой важности. И после утреннего правила сообщил, что они есть не будут до первой звезды. Христофор, ожидая появления звезды, через каждый час выходил из кельи и таращился на небо в надежде увидеть желанный сигнал к трапезе. В пять вечера сумерки едва спустились, он, заметив что-то блестящее в небе, бурей ворвался в келью Петра, где тот мирно почивал, памятуя о предстоящей ночной службе, и вытащил полусонного на крыльцо. Петр не сразу понял, что от него хотят. Потом долго тер глаза и пялился в небо.

– Ну, где твоя звезда?

– Вон двигается, – волновался Христофор.

– Как двигается? – недоумевал Петр.

– Да вон, из-за леса в сторону реки.

Наконец Петр увидел и захохотал:

– Ну, дурья твоя голова, звезды если двигаются, то только когда падают, а это огни самолета.

Но, посмотрев на расстроенного Христофора, примирительно добавил:

– Пойдем накрывать на стол, звезды через полчаса будут видны, беги к ограде, принеси в трапезную охапку сена, – распорядился он.

– Это еще зачем?

– Будем все по старому обычаю совершать.

Христофор принес сено, Петр снял клеенку со стола и рассыпал на нем сено, разровнял и застелил снова клеенкой. Поставили на стол хлеб, кружки, компот из сухофруктов и горшок с сочивом. Пропели рождественский тропарь. Взяв ложку, Христофор только собрался трапезничать, как Петр воскликнул:

– Погоди – еще не все.

Схватил горшок и направился к выходу. Христофор, как был с ложкой в руках, устремился за ним:

– Ты чего, отец Петр, с крыши съехал?