Непричесанные разговоры - [63]

Кольцо Дэниэл положил в коробку у себя в комнате, дверь в дверь с берлогой Фрэнки-Дешевки, букмекера, соседом которого он стал. Комнатка была тесная, но Дэниэлу вполне хватало. Пластинки, проигрыватель, кровать. Не то чтобы он часто на ней спал. Ему и так было где проводить ночи. Он спал с Луизой – и приносил ей манго и прочую экзотику от Милашки Мэри. Спал с Мэри – и угощал ее белым вином и бельгийским шоколадом от Луизы. Мэри носила ожерелье, украденное из Луизиной шкатулки, а у Луизы на кухне цвела белая бегония с подоконника Мэри. Дэниэл развлекался с обеими, готовил им чай и кофе, сочинял счастливые гороскопы, якобы вычитанные в журналах. В один прекрасный день его разоблачат. Ну и плевать – ведь пока всем троим хорошо! И все же он думал об Эллен. Она не давала ему покоя. Можно сказать, сводила его с ума (если его вообще можно свести с ума). До нее было не достучаться. Не пробить стену, которую она возводила много лет. Бывает, говоришь с ней, а она не слушает. Смотрит в пространство, улыбается чему-то. Мечтает. Дэниэл не мог с этим смириться.

По озеру к Коре и Эллен подплыли лебеди, крича и вытягивая шеи. Крики их разносились в прохладном воздухе, звук был какой-то нездешний. Эллен потянуло в город. Ей не по душе были длинные прогулки по сырой земле. Среди домов, бензиновой вони, уличной музыки, запахов заморской кухни из ресторанов и вина из баров она чувствовала себя в безопасности. Эллен и Кора шли по дальнему берегу озера, не спеша пробираясь среди высокой травы и густых кустарников, раздвигая ветви деревьев. Сгущались сумерки, небо над соснами превращалось в черный бархат.

– Ты точно знаешь дорогу? – засомневалась Эллен.

– Вокруг озера всего одна тропа, – объяснила Кора. И указала назад: – Оттуда мы пришли. – Махнула рукой вперед: – А туда идем.

В зарослях щебетали зяблики, в траве шуршали зайцы.

– Здесь кто-то бегает, – перепугалась Эллен. – Мне здесь не нравится.

– Да замолчи ты! Вечно я забываю, как ты нудишь, пока мы гуляем. Каждый раз зарекаюсь брать тебя с собой – и все равно беру.

И тут Кора услышала гусей. Сердце ее замерло, как тогда, в любимой бухте на севере острова Малл, где она по вечерам смотрела на орлов. Много лет подряд Кора ездила на велосипеде в заветное место, чтобы полюбоваться на них. Пара орлов поднималась в воздух, клекотом возвещая о своем присутствии.

Первые гуси пролетели небольшим клином у них над головами.

– Промахнулись, – вздохнула Эллен. – Им здесь не сесть.

– Сядут, куда они денутся, – возразила Кора, прячась за деревьями, чтобы разглядеть птиц получше. – Это разведчики, они проверяют, все ли в порядке, а большая стая летит следом.

– Как сиу, – сказала Эллен.

– У них пары на всю жизнь, – сказала Кора. – Если гусь погибает, то гусыня всегда летает одна, с утра до вечера, с кормежки на ночевку. А весной летит в одиночку до самой Сибири.

– Бедная одинокая гусыня! – Эллен не на шутку расстроилась.

Кора взглянула на подругу: нос сизый, глаза на мокром месте. Руки Эллен засунула поглубже в рукава, чтобы согреться. Два часа езды от города – и она уже расклеилась, оплакивает одиноких гусей, отбившихся от стаи. Вдов и сирот.

– Ради бога, Эллен! Ведь это же гуси! Они не страдают. У них сплошные инстинкты. Они не гадают о будущем.

– Откуда тебе знать, – возразила Эллен.

Кору всегда изумляло мягкосердечие Эллен. Доброта ее не знала границ. Эллен доставала из ванны паучков и выпускала в безопасное место, на коврик: «Беги, малыш!» В шумных гостиных у нее на коленях устраивались кошки. С ней откровенничали случайные знакомые. Нищие и забулдыги, попросив у нее милостыню, не знали отказа. Эллен беседовала с комнатными цветами и страдала от несчастной любви к человеку, предавшему ее, не в силах отвергнуть его окончательно и бесповоротно.

– Что ж, – вздохнула Кора, – взгляни на это с другой стороны. Вдовы, сироты и прочие одиночки прибиваются к стае, занимают в ней место наравне со всеми, и никто их не гонит. Никто не глумится над теми, кто остался без пары.

Коре вспомнилось, как много лет назад Эллен укладывала спать Сэма и Кола. Время шло, а Эллен все не выходила. Кора забеспокоилась, вошла в спальню – а вся троица обливается слезами над стихотворением Эдварда Лира. Подумать только, даже над абсурдистскими стишками Эдварда Лира эта чудачка ревет в три ручья!

«Но они никогда, никогда-никогда, никогда не вернулись ко мне». Эллен читала так грустно, так печально! Дети не могли ее слушать. Умоляли, чтобы Эллен никогда больше не укладывала их спать. «Пожалуйста, пусть Эллен не читает нам больше сказок. Очень грустно».

– Не понимаю, почему мы с тобой такие закадычные подруги, – продолжала Кора, протягивая Эллен носовой платок. Своего у той наверняка нет. – Ведь у нас ничего общего.

– Мы обе одинокие гусыни. И занимаем свое место в стае, – отвечала Эллен.

Глава четвертая

– В мои годы уже не хочется появляться на людях без косметики. Без косметики я робею, – призналась Эллен. – Для некоторых личное пространство – это клочок земли вокруг дома, крошечный газон с живой изгородью. О нем заботятся, а он защищает от остального мира, от врагов. А у меня газона нет. Поэтому лицо – мое личное пространство. Я забочусь о нем, оно защищает меня. И с каждым годом слой краски, отделяющий меня от мира, все толще.