Непредумышленное - [16]

Шрифт
Интервал

Которые становятся холодней…

Мэри

У Мэри сегодня дрожь в руках,
Но Мэри не слышит выстрелов.
Мэри не сложно — за шагом шаг,
Под ногами ее блестит стекло.
Тартар театром вокруг кричит
Еще со времен Бастилии,
Франции больно, ее бы лечить,
Но в гороскопе у Мэри бессилие.
Мэри идет через шум и гам,
Сквозь праздник и балаган,
Страшной чумой болеет страна.
Мэри тоже давно больна.
Трехцветной лентой судьбу очертя,
Паяцы вокруг злорадствуют.
Мэри послали ко всем чертям —
И Мэри идет сдаваться им.
Мимо гниющей нации,
Взяв гордость и веры толику,
Живой королевой Франции,
Вперед, по стопам Людовика.
Конвоиры с ней очень бережно,
Прикидываются вельможами.
Мэри вступает в Консьержери —
Последнюю в жизни «прихожую»…
…Я бы спас тебя, Мэри, я бы смог,
Но это — не замок Иф.
Ты бы шла любой из земных дорог,
Но тебе дороже обрыв.
Укутана запахом лилий и пыли,
Мэри, чего ты ждешь?
Завтра утром тебя поцелует навылет
Косой треугольный нож.
Откликнутся камни у Сен Дени
Стоном надгробных плит…
Мэри послали в кромешный Ад,
Но Мэри идет в Аид.
Мэри спокойна, как водная гладь,
Смела, как австрийский лев.
С детства учат в Аиде гулять
Будущих королев.
Кровавую Мэри просит Париж,
Для пьянки Париж готов.
И Мэри завтра взлетит выше крыш,
Избавится от оков,
Чтобы в Аиде, от жара немея,
В лицо мне легко сказать:
«Я пришла за супругом. Я не умею
Оглядываться назад».

Крылья

…Фельдшеры в скорой втыкают в него иголки, он понимает — это уже серьезно,
Друзья замечали кровь на его футболках, он все отшучивался, мол, просто упал на гвозди,
«Заживет до свадьбы», и «мы же давно не дети»… Как и все остальные, далекий от суеверий,
Но последнее время жаловались соседи — в водосток у него забиваются птичьи перья,
Стал загадочен и далек, как рассвет над Сеной, и какой-то бледный, бабушке отдал кошку.
Можно подумать, он точно на что-то подсел, но в конце концов просто вызвали неотложку.
…Он мечется: «Доктор, мне слышатся птичьи крики!» Он стонет: «Доктор, зря вы меня раскрыли!»
Сейчас он знает то, что не знает «Вики»: что двадцать — возраст роста молочных крыльев.
В карантинном отсеке глупые шутки вроде: «Для тебя у Элизы совсем не нашлось крапивы?»
Они думают, что заботятся об уроде, он почти уже не надеется на справедливость.
…Они очень долго спорили, зубоскалили, исследовали с головы и до пят его,
Он понял: они уже наточили скальпели, а крылья слабые и не помогут с пятого…
Они уверяют, что будет совсем не больно, что он будет таким как все и без отклонений.
В шесть тридцать по Москве и не-божьей воле его приговор приводится в исполнение.
А потом он лежит на кровати и смотрит в небо — небо покрыто трещинами и побелкой.
Ему не плохо. И не хорошо. Он просто не был еще никогда такой качественной подделкой.
Вокруг слезы радости, сладости и гирлянды, и он как будто живой и как будто в норме,
Только вскрыли его какие-то дилетанты и сшили как-то неправильно, не по форме…
Не те рычаги, шарниры не те, и кожа какая-то слишком живая и липнет к телу,
Ампутация душ проходит у них без дрожи в руках, но до душ им нет никакого дела.
Ему трудно дышать и жить, он не смотрит новости, не верит в свой пульс и все еще бледен, но
Его завтра спишут, точнее, наверно, выпустят. Поставят на постоянное наблюдение.
Предлагают заняться вязанием или батиком. Он начинает употреблять наркотики.
Они считают, что это психосоматика, прописывают какие-то антибиотики.
Его снова учат, как правильно делать выдохи, как надо справляться с депрессией и апатией,
Позже ставят диагноз — он из другого вида и выписывают ему на листок пять стадий.
…Он жует фастфуд и смотрит хоккей по ящику, не особо волнуясь, кто выиграет: те ли, эти ли…
Они режутся. Эти крепкие, настоящие, главное — чтобы в этот раз не заметили.
Ему говорят, что проблемы с белками и инсулином, дают сильнодействующие препараты,
Он их не слушает, он смотрит куда-то мимо, куда пролегла дорога другим крылатым,
Там какие-то белые тянутся рваным клином. «Спасибо, Элиза, но мне крапивы не надо».
Ему все кажется — скоро он будет с ними…

Цветочки

 Цветы — это лучшее средство от всех мировых проблем.
Вот он бежит в потрепанной майке и шортиках до колен,
Милый мальчик, порывистый как стрела и смелый такой,
Как лев,
С вишенкой за щекой.
В руках у него букет, держит крепко, чтобы не растерять.
Прохожие улыбаются ему вслед, ему можно дать лет пять
Или семь, в волосах его не то хна, не то золотистый лен —
Сбрасывает набок прядь.
Кажется, он влюблен.
Пять совершенно разных цветков от всяческих суеверий.
Сорваны, видимо, по дороге, может быть, даже в сквере,
Цветы помогают от всех проблем, его личные амулеты.
Он не надеется и не верит —
Он ЗНАЕТ это.
Цветы для пяти самых важных людей, против любого сглаза:
Учительнице, соседке напротив, девчонке из старших классов,
Тете Любе и странной тетеньке, которая иногда приходит,
От которой пахнет пластмассой
И бумагами о разводе.
Цветы спасают от разных бед, сегодня тоже должны помочь:
Против той, что ставит ему колы, против той, что папина дочь.
Против тети, которая с папой, против соседки, что орала на мать
Каждую ночь.
Против тетеньки, что хочет его забрать.
Можно подумать, что он влюблен, но цветочки его в пыли,
И не сорваны — украдены по одному с гладких гранитных плит.