Неправое дело - [64]

Луи явился в кафе к часу дня. Севран после ночного приступа бешенства, столь буйного, что пришлось вызывать врача, утром согласился отвечать на вопросы Геррека, швыряя признания, как кость собаке, с ненавистью, презрением и дрожью в голосе. Геррека не волновало, что его называют ничтожеством, лишь бы открылись новые факты. Чтобы свалить своего друга Тома с балкона, Севран придумал простой способ. Когда Диего уснул в гостинице, Севран вернулся во двор. Тома, как между ними было условлено, ждал его на террасе. Лину никогда не интересовали пишущие машинки, за исключением единственной модели, «Хартер», ей, как ребенку, хотелось иметь то, что считалось большой редкостью. «Хартера» никогда и ни у кого не было. Севрану удалось его добыть, и он хотел подарить его Лине на день рождения. Неслыханный подарок был тайной двух друзей. Инженер принес тяжелую машинку во двор, завернув в одеяло, и обвязал длинным ремнем, конец которого бросил Тома. «Привяжи ее к запястью, чтобы не упала». Тома привязал, стал поднимать машинку, и когда она была на высоте двух метров, Севран подпрыгнул, уцепился за нее и дернул. Тома упал, и Севран прикончил его, ударив головой о камень. Затем перерезал привязанный к запястью ремень и был уже на улице, когда выбежала Лина. Машинка упала и ударилась, уточнил Севран, но это была грубая конторская «Олимпия» тридцатых годов. Нет, жалкое ничтожество, «Хартер» он так и не нашел. А если бы нашел, не сказал бы.

Наступило время аперитива, Луи отвел мэра в дальний зал и начал захватывающий рассказ. Мэр слушал отчет Луи, поверхность пруда слегка колыхалась, зашевелились обитавшие в нем карпы.

– А что означает «прочее»? – спросил Луи.

Шевалье переступил с ноги на ногу, выкручивая пальцы.

– Поступай как знаешь, Шевалье. – Луи в конце концов со всеми перешел на «ты». – Если хочешь сделать мне приятное, иногда по утрам, лежа в кровати, или вечером, за рюмкой коньяка, как угодно, мне все равно, подумай, к примеру, о Ссыкуне и постарайся сделать выводы, только не какие-нибудь «прочие», мне это будет приятно, но вообще-то дело твое. А я сделаю тебе подарок, отдам досье, которое Бланше на тебя собрал.

Шевалье поглядел на него с тревогой.

– Да, само собой, я его прочел, – сказал Луи. – Прочел и оставляю тебе. Все хорошо перевязано, вязать Бланше мастер, я тебе уже рассказывал. Махинации твои банальные, я бы отнес их в раздел «прочие», но кресла бы ты лишился, это как пить дать. Отдаю тебе все, можешь читать, можешь сжечь и очиститься. Я возвращаю тебе все нетронутым, здесь все на месте, даю слово. Что, Шевалье? Не веришь?

Шевалье перестал колыхаться и посмотрел на Луи.

– Верю, – сказал он.

Луи положил толстую, стянутую ремнем папку в руку мэра. Рука дрогнула.

– Тяжелая, верно? – улыбнулся Шевалье.

Он полистал ее, и карпы засуетились в глубине пруда. Они явно нервничали, это было видно. Поверхность воды вновь покрылась рябью.

– Спасибо, Кельвелер. Возможно, я буду думать о вас, но только вечером. С утра на меня не рассчитывайте.

– Вот и хорошо, – ответил Луи, – не раньше полудня, если нам еще доведется встретиться.

Луи вернулся в бар и попросил у Антуанетты телефон. Она подала ему жетон, здесь еще сохранилась такая связь, и налила пива, хотя он и не просил. Вот по таким мелочам и понимаешь, что кафе стало тебе родным.

– Ланкето? Это Немец. Убийство, убийство и еще раз убийство, дело раскрыто, попытаемся прищучить Паклена. Я сделаю пару звонков в министерство, а послезавтра навещу тебя с бутербродом. Нет, не раньше одиннадцати.

Луи положил трубку и обернулся. На пороге кафе, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, стоял белый как мел Жан. Очертания его фигуры были едва различимы под псевдоцерковной одеждой, глаза покраснели. Луи в испуге подошел к дверям и схватил его за руку.

– Гаэль? Что с ним? – спросил он, тряхнув Жана.

Жан молча уставился на него, и Луи потащил его к стойке.

– Да говори же, черт тебя побери!

– Гаэлю лучше, он поел, – с неуверенной улыбкой отвечал Жан. – Утром со мной говорила Святая Дева, поэтому я плакал, она сказала, что прощает меня.

Луи вздохнул с облегчением. Он и сам не догадывался, как страстно желает, чтобы последняя жертва Севрана выкарабкалась из этой передряги. Пусть парень живет, это теперь все, что ему нужно от Пор-Николя.

– Святая Дева… – начал Жан.

– Да, – перебил Луи. – Дева довольна, она говорит, что тебе можно повидать Гаэля, так будет лучше, в сущности, она славная женщина. Выпей чего-нибудь.

– Нет, – заволновался Жан, – она такого не говорила. Она сказала…

– Да нет же, Жан, ты плохо ее расслышал. Она сказала именно так, как я тебе говорю. Ты же веришь мне, Жан? Ты вышел из тюрьмы не для того, чтобы всю жизнь прозябать у алтаря, верно? Ты ведь будешь выходить, правда? Ты мне веришь?

Жан улыбнулся шире.

– Это точно? – сказал он.

– На все сто, ногу даю на отсечение. Давай, выпей.

Жан кивнул. И в наступившей тишине, которую нарушало лишь постукивание настольного футбола, Луи понял, что если бы он сейчас не увел Жана от двери, вряд ли взгляды окружающих позволили бы ему войти внутрь.

– Антуанетта, – сказал он, – Жан хочет выпить.