Не меньше десяти минут я пыталась корректно сформулировать свой отказ, не забывая поблагодарить и за возможность выбрать, и за оказанную честь, и за выделенные мне покои, которые мне придется сменить в самое ближайшее время. Понимала, что будущий император уверен в моем согласии — только полная дура откажется от открывшихся перед ней возможностей, но эта унизительная ответственность точно не для меня.
— Отдай одному из служителей, что стоит в коридоре, — передала я поднос с запечатанным конвертом без подписи, брошью в виде цветка и синим бархатным мешочком. — И… Как твое имя?
— Гела, Ваша Светлость, — поклонилась девушка, а я только обратила внимание на ее темные волосы, убранные в пучок, и строгое черное платье, что полностью скрывало ее тело.
На этих размышлениях и зависла, не заметив, как она вернулась обратно.
— Приготовить вам ванну? — спросила она.
Я уже хотела было ответить, что в этом нет необходимости, потому что мне должны выделить совсем другую комнату и вот там…
Не успела. В дверь постучали, и я кивнула, чтобы девушка открыла. Новое письмо на подносе привело меня в замешательство, но еще большее удивление вызвали вернувшиеся мешочек и брошка.
В отличие от предыдущего послания, почерк был размашистым и каким-то нервным, будто писал совсем другой человек.
«Отказ не принимается. Я давал вам возможность сделать этот выбор самостоятельно, но вы не воспользовались ей. Выбора у вас больше нет.
Вы — моя фаворитка, и это приказ».
Подписи не было, как не было и ни капли уважения, понимания и благородства. Ощутив такое явное облегчение, я вновь испытала бурю эмоций, что слились в одну-единственную — пока еще злость, но совсем скоро отчетливую ненависть. Он не имел никакого права мне приказывать, а я…
Я не обязана подчиняться. Все это зашло слишком далеко. Ни о какой помощи, ни о каком сотрудничестве в таком ключе не может быть и речи.
Я больше не подбирала слов. Больше не думала над тем, что пишу. Лишь несколько предложений:
«Вы не мой император. Вы не имеете права мне приказывать. Я сейчас же покину дворец. Благодарю за оказанную честь».
Служанка вышла, а я тут же схватила свои сумки и попыталась призвать Темный дар, но тщетно… Сила отзывалась, однако переместиться я не могла, хоть и пробовала в разные места, не только на центральную площадь Шагдараха.
— Вот Тьма! — воскликнула я, бросая сумки. Скорее всего, все перемещения по империи тоже перекрыли во избежание появления здесь шпионов из Реверонга. Придется идти длинным путем.
Реалистично смотрела на происходящее, а потому схватила только одну сумку, в которой лежало все самое ценное. С двумя мне далеко пешком не уйти.
— Вы куда? — удивленно спросила девушка, едва я столкнулась с ней в коридоре.
— Скоро вернусь! — отмахнулась я от нее.
Я бежала по коридору, лестницам и холлу. Служители, как и гвардейцы, провожали меня взглядами, но не выронили ни слова. Выход был так близко — всего лишь в нескольких шагах, когда я услышала тяжелые шаги. Казалось, что человек идет неспешно, но слишком твердо, слишком нервно, слишком нетерпеливо.
— Не рекомендую вам делать то, что вы задумали, леди, — услышала я ледяное за своей спиной. — Мне показалось, что вы любите свою семью.
Я не оборачивалась. Так и замерла, не сделав последний шаг. Он знал, куда бить. Он осознанно делал больно.
— Сейчас ваша мачеха вместе с двумя моими людьми пересекает Веонское море. Им ничего не стоит утопить ее по моему приказу. А ваши братья… Вы любите ваших братьев, леди? В военной академии с ними может произойти все, что угодно. Там очень высокая смертность среди воспитанников, — размышлял он как будто между прочим, но следующие фразы произнес с такой злостью, что я неконтролируемо вздрогнула: — Вернитесь в свои покои и не заставляйте меня демонстрировать свою власть. Гарантирую, вам это не понравится.
Я так и продолжала стоять, даже не оборачиваясь. Слышала, как мужчина поднимается по ступеням. Изо всех сил сдерживала слезы бессилия. Я ненавидела этого человека. Я так сильно ненавидела его, что кулаки сжимались, а ногти впивались в мякоть ладоней, причиняя вполне реальную боль. Он не дождется от меня отчаяния. Но и подчинения тоже не дождется.
Шаги пропали. Понимала, что он остановился, так и не достигнув второго этажа. Обжигающие слезы все же скользнули по щекам, а я терпеливо ждала свой приговор. Ведь он унизит меня. Пусть только перед служителями и гвардейцами, но все же унизит. Я так отчетливо это понимала, что не удержалась от нервного смешка, едва мужчина заговорил:
— Я навещу вас сегодня, моя наивность. Имейте это в виду.
Каждый следующий его шаг отбивался будто набатом, стучал вместе с моим сердцем, чей звон становился все тише, спокойнее, размереннее. Отчаяние, что затапливало сознание, схлынуло, потому что, как говорил мой папа, нет ничего невозможного для того, кто действительно сильно чего-то желает и идет к своей цели. Я собиралась поступить именно так.
Шаги давно стихли, а мне ничего не оставалось, как с достоинством, присущим роду Пехто, обернуться и статно направиться к лестнице, чтобы так же величественно подняться по ней на третий этаж, войти в крыло Его Величества и встретить Гелу в выделенных мне покоях.
