Непознанная Россия - [20]
"Вставай, надо ставить мясо тушить, — объявила она. — И яйца покупать".
"Ты что, старая! — возмутился я. — Оставь меня в покое".
"Вставай, иди за маслом. Потом не найдешь".
"Ладно, ладно", — отбивался я.
Она вышла и тут же под самым моим окном раздался ее голос, зовущий коров:
"Pooky, pooky, pooky".
Она вела их на пастбище. Следом раздался стук самовара о стол. Я снова задремал. Самовар пыхтел, шипел и плевался в бешеном желании сотворить чай. Самовар — это чайник, в который вделана закрытая угольная печь. При большом огне кипящая вода выпускает множество пара и даже приподнимает крышку чайника. Пока уголь не погаснет, вода может кипеть не один час.
Пора было вставать, я сварил себе кофе, съел ломоть ржаного хлеба с маслом, покормил слетевшихся на окно ворон и голубей. Затем, под предлогом, что мне нужно в деревенскую лавку, спустился искупаться в реке. Там мне встретился младший брат Алексея Сергеевича — он не был ссыльным, просто проводил в Лявле летние вакации. Сева был готов участвовать в любом развлечении.
Как же было холодно! Но вода оказалась теплой. Вода в Двине всегда теплее воздуха. Река глубокая и волны, подобно морским, набегают на берег, колышут тебя вверх-вниз. Дно песчаное, глинистое, местами топкое, а там, где под прозрачной водой таятся черные тени, находятся коварные ямы. Через две минуты мы уже карабкались по скалам в поисках земляники, она стала бы третьим блюдом моего обеда. Бытует мнение, что в это время года она должна хорошо расти на солнечных склонах, тем не менее, мы нашли не более семи ягод. Природа оказалась не на высоте.
Я зашел в лавочку и успел оглядеть все полки, пока лавочница в скорбном молчании пыталась завернуть три фунта риса в два тетрадных листочка.
"А это что такое?" — спросил я, указывая на какие-то пакеты с этикеткой "Фруктово-ягодный винный порошок".
"Это вместо чая. Самые бедные бабушки его пьют. Пенни за пакет".
"Ага! А это что?"
"Сушеные овощи, барин: капуста, морковь, репа, лук-порей, сельдерей, одуванчик, цветная капуста. Это для супа. У нас-то овощи плохо растут — земля бедная, песок, заморозки".
"Полфунта манной крупы, полфунта пшеничной муки, четверть фунта кишмиша. А яйца у вас есть?"
"Нету, барин. А вот вчера мужик привез яиц на барже из Архангельска. Может, он еще на реке".
В Архангельской губернии птицы не держат, должно быть, зима слишком сурова.
"Give me half a pound of salt, and a pound and a half of soft sugar. What are these leaves for ?"
"They are bay leaves for flavouring."
" Give me a farthing's worth."
She gave me three.
"Anything more ?"
" No more."
Лавочница подсчитала сумму на счетах. Сумма казалась ей немаленькой, она путалась, волновалась, три раза принималась пересчитывать, ошиблась на двадцать копеек не в свою пользу. Я ее поправил.
Then came a problem worse than that of money, the taking home of this collection of spilling packages. The rice remained a dreadful failure, and the sugar kept pouring into little cones of waste upon the counter. The semolina was fragile, and had to be lifted as daintily as one would take a cat's cradle from a girl's fingers. The woman was dismayed, but exclaimed suddenly,
"Slava Tebye Gospody !" "Glory be to Thee, O God !"
She had found a large bag in the corner of the shop.
"I'll lend you this," she said. "But you must bring it back."
We put the ill-disciplined rice at the bottom of the bag, and on top of it the gentle semolina, then the threatening flour and the sifting sugar. Sultanas crowned these.
"Thanks," I said. "I'll put the salt in my pocket, and the bay leaves in my card case. Good-bye ! I'll certainly bring the bag back." " God bless you !"
So I departed, and put my purchases into my room through the open window. I feared to face the tyrannical old babushka, after having been so long absent on my errand. I had potatoes to buy.
Чтобы купить картошки, пришлось идти от двери к двери. Масло мне тоже было нужно, но все старушки, как одна, отвечали: "Принеси тарелку, я тебе положу". Я добыл картошки на два пенни, картофелины были размером с мраморный шарик. Купил я и дюжину яиц у старика, перевозящего городские товары от деревни к деревне на барже.
Когда я вернулся, babushka не было дома. Я тотчас принялся мыть рис, затем налил в глиняный горшок до половины молока, добавил полфунта сахарного песка и положил туда рис, закрыл все это каменной крышкой и задвинул горшок в бабушкину русскую печь. После этого я очистил картошку единственным имеющимся в доме ножом. Пришедшая babushka задала мне трепку:
"Где ты был? Теперь уж не приготовить обед ко времени. А это, что — рис? Подгорает он — мешать надо".
Я вновь налил молока в горшок и возобновил чистку картошки. "Вот, положи это в горшок для супа", — сказал я ей, подавая сушеные овощи.
"Сначала надо мясо!" — укорила меня старуха.
"Мяса не будет".
"Ка-а-ак?"
"А вот так. Никакого мяса".
"Не сварить супа без мяса".
"Суп можно сварить и из гвоздя, — не уступал я, — надо только добавить соли, муки и еще кое-чего".
К счастью, под рукой у меня оказался кипяток. Я наполнил им большой горшок, принадлежавший ссыльным, сложил туда картошку, сушеные овощи, лавровый лист, манную крупу, ложку муки и ложку соли. Бабушка стояла рядом, воздев в немом ужасе руки. В это время пришла одна студентка, принесла грибы, мы и их сложили в горшок. Рис набух, я добавил еще молока и стал мыть кишмиш. Такого грязного, липкого кишмиша английский читатель не сможет и вообразить. Тщетно попытавшись промыть каждую изюминку по отдельности, я, наконец, отказался от этого занятия и пошел за маслом, захватив на этот раз и тарелку. Когда я вернулся, бабушка пыталась перемешать мой пуддинг. Я подлил еще молока и добавил четверть фунта масла. Другая четверть предназначалась для супа. После этого я разбил шесть яиц, взбил их в чашке единственной в доме вилкой и вылил в рис.
Эта книга — заметки об Америке 60-х годов, которую авторы наблюдали сами во время поездки по стране, о ее социальных проблемах и контрастах.
Книга известного польского экономиста-этнографа Войцеха Дворчика рассказывает о его путешествии по Таити и Французской Полинезии. В доступной и занимательной форме автор излагает сведения научного и политико-экономического характера, перемежая их с историческими экскурсами и описаниями экзотических реалий местной жизни. Отдельная глава содержит историю жизни и творчества Гогена на Таити.
В очерках и эссе, собранных в этой книге, отражены впечатления автора от неоднократного пребывания в Японии, в том числе на ЭКСПО-70, от многочисленных встреч с японскими поэтами, писателями, деятелями культуры, происходившими в разное время в Японии и в Москве.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.