Непойманный дождь - [23]

— …почетный донор России.

— А! Ты в курсе?

— Да так, из общедоступных источников.

— В общем, мотивов никаких. А уж зачем ее заказывать такому высококлассному, такому дорогому профи, просто уму непостижимо.

— Слушай, а как ее на этот двадцать третий километр занесло?

— Вот тоже загадка. В этом чертовом деле одни сплошные загадки. Ладно, бери протоколы. — Бородин протянул Никитину распечатанные листы. — Пиво с тебя, в больших литровых количествах.

— Да заходи хоть сегодня.

— Зайду. — Бородин рассмеялся. — Не надейся, не забуду. Скажи, зачем тебе понадобилась эта парочка? — Он кивнул на листы. — Не представляю, какая между ними может быть связь.

— Есть одна мыслишка. Если что-то у меня прояснится, я тебе первому сообщу, не беспокойся.

— Вот-вот, сообщи, особенно буду тебе признателен, если с этой загадочной Головановой поможешь. А то… — И Бородин опять развел руками.

Андрей попрощался с Ильей и вышел из кабинета. В машине он развернул протоколы и внимательно прочитал. С Валуевым действительно выходило все предельно ясно. Если не учитывать… То, что рассказал ему Вениамин, выглядело, конечно, совершенно фантастически: расчет полета молнии, случайность несчастного случая. И все же… Что, если во всем этом бреде есть хоть капля истины? Тогда получается… Тогда получается, что и Валуева тоже убили. Убил. И сошел с ума, и устроился курьером, для того чтобы оправдать свое появление на месте убийства, для того чтобы заново пережить, и сбрендил окончательно, и… Почему он Бородину не рассказал о Долинине?

Или все было совсем не так? Ефим не причастен к этим смертям — не убивал, даже свидетелем не был. А попросту прочитал о них в газете, как любой мог прочитать? И что-то в нем сместилось, сдвинулось, чем-то эти смерти его поразили, он стал олицетворять их с собой, видеть, до галлюцинаций, ярко. Тогда хорошо, что Бородина он в это не посвятил.

Андрей отложил протокол с места гибели Валуева, переключился на следующую смерть.

Ну вот, никакая не галлюцинация. «Жертва одета в белое платье из хлопчатобумажной ткани с рисунком (темно-синие мелкие цветы), у ворота имеется украшение (брошь из красного стекла в оправе из потемневшего желтого металла), на ногах — босоножки белого цвета на низком каблуке. Волосы светлые, окрашенные, собранные сзади резинкой темно-синего цвета…» Описания платья и брошки в статье точно не было! Значит, видел он эту женщину. Значит… Да кто он, черт возьми, этот бывший компьютерный шаман, а ныне сумасшедший курьер Ефим Долинин?

Но заниматься Долининым сейчас действительно не было возможности. Андрей сложил протоколы и поехал в офис. Весь день он вместе со своей немногочисленной командой работал над поиском пропавшего мальчика. И только к вечеру смог сделать что-то для разрешения мучившей его загадки. Начать свое личное, почти тайное расследование он решил с тщательной проверки машины Ефима. Он не сомневался, что она так и стоит на шоссе, потому что в автосервис он не позвонил, а Долинину забрать ее оттуда было затруднительно.

Андрей позвонил Насте, предупредил, что задержится, перенес пивную встречу с Бородиным и выехал из города. Добрался он быстро, но, уже подъезжая, понял, что сам начинает сходить с ума: на том месте, где вчера Ефим оставил свой темно-синий «форд», стояла совсем другая машина — довольно побитый, грязный зеленый рафик.

Глава 6. Брат и сестра

Листья шуршат оглушительно, выдают каждый шаг, а я думал, что здесь, в деревьях, намного безопасней, чем на дорожке, освещенной фонарями. Ринулся напролом, сквозь заросли — в темноту, в спасительную темноту, и долго бежал, не замечая, что произвожу такой шум. Если он бросился за мной — а он наверняка бросился, — погоня скоро закончится. Прицелиться в темноте будет сложно, но все равно он по звуку определит мое точное местоположение. Стреляющий слепец, Вильгельм Телль с повязкой на глазах — он все равно попадет в яблочко. Бежать, петляя…

Пустой, бесконечный парк. Ни одной живой души, кроме меня, пока еще, и моего преследователя. Нет смысла кричать, звать на помощь — никто не услышит. Листья шуршат. Весь вечер шел дождь, а они все равно шуршат. Вытянет руку, левую — он, как оказалось, левша, — и выстрелит. Выстрел раскатится эхом, словно в лесу, тело мое, сделав изумленный поворот — умирающие всегда изумляются, даже когда их смерть предопределена, — упадет в шелестящую листву. Петлять, не сдаваться, бежать.

Просвет, деревья поредели, кончается парк. Там фонари, но нет громкоголосой листвы, и на улице выстрелить сложнее, могут оказаться свидетели. Зачем я бросился в парк? Отупел от испуга. Если бы сразу на улицу…

Можно ли уже оглянуться? Где он: отстал, испугался света, отступил или продолжает преследовать? Не броситься ли в этот подъезд? С разбегу влететь и захлопнуть дверь и позвать на помощь. Не броситься. Подъезд может оказаться закрыт, и тогда только время потеряю, этих нескольких секунд, в которые я буду беспомощно биться, вполне хватит, чтобы вытянуть руку, прицелиться. Бежать, продолжая петлять.

Машина — не его. Но какой же я дурак! Он ведь теперь может преследовать меня на машине. Вычислил, с какой стороны парка я появлюсь, и теперь петляй не петляй… Как просто выстрелить из окна машины, выстрелить и скрыться. Машину потом можно перекрасить, и даже если случайный свидетель…