Неповиновение - [14]

Эсти посмеялась. Она взяла небольшой кусок своего бутерброда и медленно прожевала. Затем осторожно, как будто эта мысль пришла к ней впервые, и для нее не имело значения, услышит ли она ответ, она спросила:

— Когда приезжает Ронит?

Довид резко на нее посмотрел.

— Ты не упоминала о ней кому-то из гостей?

Эсти глотнула и потрясла головой.

— Я просто… Я просто не уверен, что это бы ей понравилось, — сказал Довид.

Довид опустил взгляд и молча наблюдал за тем, как Эсти жевала свой бутерброд. Эсти подумала, не забыл ли он ее вопрос. Намеренно глядя в пространство чуть правее головы Эсти, он произнес:

— Завтра. Она приезжает завтра. Ты не должна с ней видеться, если не хочешь. Я поговорю с ней о семейных делах, она может остаться в отеле. Это не должно быть чем-то сложным — это может быть очень просто. По-деловому. Ей не обязательно знать, что ты тут, если ты не хочешь.

Если бы Довид смотрел на лицо Эсти, он увидел бы на нем вспышку удивления. Как бы то ни было, ее голос был немного сдавленным:

— Пусть останется здесь.

Он взглянул на нее, как будто взвешивая ее решение.

— Твой выбор.

Еще пару минут они ели в тишине. После Эсти сказала:

— А она знает про нас?

— Она знает, что я женился.

— Но на мне?

— Нет. — Довид опустил взгляд на пустую тарелку перед ним, слегка оттолкнул ее, собрал в руку несколько крошек со стола и кинул на тарелку. — Нет, — произнес он, снова глядя на Эсти. — Я не смог сказать.

Я твердила себе, что будет легко. Что может быть сложного? Вернусь в Лондон ненадолго, заберу некоторые семейные безделушки, пообщаюсь со своим двоюродным братом Довидом и его женой, вернусь домой. В конце концов, даже если будет не очень легко, это будет правильное решение, взрослое решение. Д-р Файнголд одобрила мое времяпрепровождение в Лондоне, не то чтобы она сказала это, но это было понятно из того, что она не расспрашивала меня, почему я этого хочу. Отпроситься с работы не было проблемой. Скотт, очевидно, объявил Карле о моей потере, потому что она приготовила свое сострадательное лицо, когда говорила, что я могу взять столько времени, сколько понадобится. Вообще-то, она предложила мне месяц:

— Столько же скорбят евреи, правда, Ронит? Месяц?

Я не хотела вдаваться в подробности, поэтому просто сказала:

— Да, месяц.

И все, сделано. Кажется, у того, что ты спишь с боссом, правда есть преимущества. Я купила билет. Пока что все просто. Будто планируешь отпуск.

До тех пор, пока не поступила нерешаемая, непреодолимая, неминуемая проблема: что надеть. За восемь часов до отлета я стояла перед шкафом, все еще в поисках. Я выбирала длинные юбки. У меня их было тринадцать, но все были неправильные. На половине были разрезы — невозможно. Большинство других были слишком узкие и облегающие. Абсолютно невозможно. Так что я осталась с серой юбкой, которую я иногда ношу по дому, когда чувствую себя обрюзгшей.

Дальше что, рубашка? Вытащив каждый предмет одежды в моем владении, я обнаружила, что имею больше трехдюжин рубашек и блузок, включая восемь белых. Но не было ни одной, что застегивалась у самой шеи, и рукава которой были до запястья. Свитера, опять же, были облегающими. В конце концов, я нашла синюю водолазку, свободную и мешковатую, валявшуюся в углу шкафа.

Я примерила этот наряд и стояла, глядя на себя в зеркало. Я не могла это надеть. Не только потому что я выглядела, как фотография в журнале с пометкой «до», но еще потому, что я совершенно не была похожа на них — этих фрум, уважаемых женщин, которые ездят на Вольво от «Кошер Кинг» до школы «Бейс Яков». Я была похожа на несчастливую пародию на них.

На какой-то момент я серьезно задумалась о том, чтобы поехать на метро в Бруклин и купить себе новый гардероб: платья-сарафаны, свободные рубашки с длинными рукавами, бархатные обручи для волос, белые колготки и коричневые туфли со шнурками. Я даже подумала купить шейтел — парик, светлый и с челкой, такой, какие многие женщины носят на праздники — тогда я могла бы прибыть в Лондон и притвориться, что я замужем. Я могла бы изобрести детей: Брейнде, Ханале, Исроэль и Меир. Я оставила их со своим мужем, Аврами Мойше, в Краун Хайтс. Да, сказала бы я, я работаю логопедом, а Аврами Мойше, конечно, учит Тору. Я могла бы вступить в рассуждения о том, насколько кошерны их кухни. Я могла бы сказать — знаете, вы были правы, это была всего лишь фаза. Смотрите, я излечилась.

В этой идее было нечто удивительно сладостное — я поразмышляла над ней, рассказала о ней подруге. А что если бы я побрилась налысо, потому что даже мой муж не может видеть мои волосы? А, может, я пишу на доске вместо того, чтобы говорить при мужчинах? А что, если я скажу им, что ем только мясо, зарезанное моим раввином? Мы рассмеялись. Я не поехала в Бруклин.

Что оставило меня все в таком же замешательстве перед собственным шкафом. Я достала все и снова разложила на кровати. Я подумала, что представлюсь как Ронит, независимая бизнес-леди из Нью-Йорка. Они не удивятся, но, может, испугаются. Я надену свой деловой брючный костюм с сапогами на высоких каблуках. Я возьму свои визитные карточки, буду инициировать рукопожатия с мужчинами, притворюсь, что забыла абсолютно все. Я буду делать вид, что озадачена и позабавлена их причудами. Я представила, как стою в синагоге и разговариваю по телефону на Шаббат. Представила шок на лицах.