Непопулярные животные - [11]
– Да, места здесь замечательные, – сказал один крупный зверь. – Но есть некоторые юридические тонкости. Это, конечно, не заповедник и не заказник, но здесь могут встречаться редкие виды.
– Например? – спросил другой зверь.
– Например, выпь, горностай, лебедь-шипун. Или выхухоль.
Обрадовалась выхухоль, что ее назвали редким видом, вылезла из норы и встала на задние лапки, чтобы поприветствовать гостей.
– Ах ты лебедь-пиздун, – сказал другой зверь. – Накаркал на нашу голову.
Не поняла выхухоль, чем она так расстроила крупных зверей, обиделась и уплыла обратно в норку.
Через неделю понаехало видимо-невидимо зверей, начали они топать, есть и пить, петь под гитару и облегчаться в кустах.
Громко орали звери:
– Нам не нужен отель! Сделаем озеро природоохранной зоной! Спасем русскую выхухоль! Гнать продажных чиновников!
Вылезла выхухоль из норы и запищала:
– Не надо меня спасать, прекратите шуметь, пожалуйста!
Но никто ее не услышал. Назавтра приехало еще больше зверей, подтянулось местное телевидение. Долго защитники природы давали интервью и ругали продажных чинуш.
Выступала выпь, выступал лебедь-шипун, выступал редкий горностай.
Осмелела выхухоль, ухватилась за штанину лося-эколога и взобралась на его плечо. Дернулся лось, едва ее не стряхнул.
А выхухоль как запищит в объектив:
– Не надо меня ни от чего спасать, просто дайте мне кучу денег, и я уеду к родственникам в Челябинск!
Тут лебедь-шипун как зашипит:
– Ах ты продажная тварь!
Закричала выпь, щелкнул зубами редкий горностай, топнул копытом олень.
– Пойми, дура! – говорит лось. – Не дадут тебе никакую кучу денег, тебя обманут, как всех остальных животных.
– Ну тогда пусть мне отдадут один номер в отеле и назначат трехразовое питание, – пропищала выхухоль. – Я инвалид по зрению, и мне трудно себя обслуживать.
– Мы всегда идем навстречу инвалидам, – влез медведь-депутат. – Мы охотно предоставим редкой выхухоли жилплощадь у озера и материальную помощь.
Сфотографировался с выхухолью медведь, и попало это фото на передовицы всех газет.
Уехали звери-экологи. Приехал целый автобус гималайских медведей, начали они землю бурить и бетонные сваи заливать. Орали медведи, матерились. Целыми днями земля тряслась так, что выхухоль даже кушать не могла.
Пищала она:
– Прекратите строительство! Помогите уехать к родственникам в Челябинск!
Но никто ее не слышал.
Сложила выхухоль в мешочек свои пожитки, взяла белую трость и пошла на автобусную остановку. Ведь если тебя не замечают, можно ездить бесплатно. Стоит на остановке, ждет. Ветер поднялся, началась гроза, и автобуса все нет.
Думает выхухоль: «Так жить нельзя!»
Вернулась она к озеру, взяла полую травинку и тихо свистнула. Схватились гималайские медведи за уши, страшная боль пронзила их тела, не знали они, куда деться от этого еле слышного звука. Превратились гималайские медведи в выхухолей, подбежали к озеру и кинулись в воду. Больше их никто не видел. Точнее, не замечал. И так случалось со всеми, кто приезжал на озеро. Исчезали там строители, туристы, экологи да уфологи. Говорят, даже глава местной администрации пропал – забрали инопланетяне.
Барсучиха и голодомор
Жила в одном приморском городке барсучиха. Была она такая старая, что сама не помнила, когда родилась, и если ее спрашивали, сколько ей лет, всегда искала паспорт. Дети, внуки и правнуки барсучихи давно разъехались, кто в Польшу, кто в Италию, кто в Израиль. Муж ее, старый барсук, был моложе на пятнадцать лет, но по хозяйству не помогал. Сумку поднимет на пятый этаж и ноет, что разболелась поясница – одним словом, мужик. Ездила старая барсучиха на дачу на автобусе, целыми днями копалась в огороде, а осенью таскала в нору припасы. А старый барсук смотрел телевизор, кушал домашние консервы и ругал бандеровцев.
И вот однажды весной пришел ковид. Самоизолировался старый барсук. Еще пуще бранит бандеровскую сволочь. А барсучиха все мается:
– Надо делать припасы! В магазинах всю гречку и муку раскупили!
– Сиди ты дома, Валя, – говорит ей старый барсук. – Нам дети денег наприсылали, давай закажем в службе доставки.
– Совсем ты с глузду съехал, старый дурень! – кричит барсучиха. – Это ж какие деньжищи! Разоримся, Василий! Хоронить меня будешь в мешке из-под картошки!
– У нас этой картошкой весь погреб забит! – ругается старый барсук. – Сажала бы ты ее поменьше!
– Я, Вася, Голодомор пережила, – злится барсучиха. – Не тебе, бешкетнику малолетнему, меня учить! Вот возьму тележку и поеду в «Метро» за гречкой!
Сказано – сделано. Встала барсучиха спозаранку, оделась потеплее, взяла тележку – и на остановку. А там уже ждут старые барсучихи, енотихи да медведицы и одна молодая барсучка в короткой юбке стоит, прямо на улице красится. Подъезжает автобус, водитель-медведь считает пассажиров. Ровно двадцать набралось. Вдруг видят – бежит к автобусу здоровенный олень, отдувается. Запрыгнул в автобус и сел на место для инвалидов.
– А вам, молодой человек, нельзя, – говорит медведь. – Можно только двадцать.
– Мне на работу срочно надо, – говорит олень.
– Если так надо, вызывай такси, – пищит барсучка.
– Если такая, сука, умная, сама вызывай, – говорит олень. – Короче, пан водитель, поехали. Всем похуй, двадцать или двадцать один.
