Непокорный алжирец. Книга 1 - [75]

Генерал Ришелье понимал, что если не остановить слепую ярость бушующей толпы, может произойти невиданная резня. Но ему не хотелось умерять пыл своих соотечественников. К тому же не было времени спокойно всё обдумать и что-то решить. От полковника Сулье поступили тревожные вести: один из четырёх полков парашютистов, предназначенных для удара по Парижу, перешёл на сторону Рамадье. Не многим лучше была обстановка и в остальных полках. На кого же тогда опереться, если предают наиболее, казалось бы, верные, испытанные люди! Генералу было не до городских дел. Он полностью доверил их коменданту, а сам на рассвете отправился к полковнику Сулье.

Жубер был из тех военных, которые больше любили размахивать плетью, чем лавировать. Из своих сорока шести лет он больше двадцати провёл в армии, однако до майора дослужился с трудом — очень уж его прельщали быстропреходящие житейские радости: картишки, выпивка, тёмные делишки. В Индокитае страсть к авантюрам даже чуть не погубила его — продал партизанам партию оружия, а такое, как известно, не прощают. Но каждый раз, когда что-либо случалось, он находил сильную руку и выходил сухим из воды, да ещё зачастую с рыбкой в зубах. Но сейчас его обуревали другие желания — более честолюбивые и серьёзные. Жубер понимал, что если ОАС возьмёт власть и проложит столбовую дорогу в Париж, он не останется в чине майора. Поэтому Жубер старался не жалея сил.

Вот и сейчас, проводив генерала и наскоро выпив стакан крепкого чая, комендант направился к воротам Старого города. Он поручил начальнику поста ещё раз объявить всем жителям Касбы, что демонстрация категорически запрещена. Если же арабы не подчинятся приказу, — а он в этом не сомневался, — не препятствовать, открыть ворота настежь.

— Но сами без моего приказания не вмешивайтесь, — распорядился Жубер. — Пусть испробуют своими бараньими лбами прочность нашего оружия.

4

Взошло солнце, Природе не было дела до того, что вершили люди под покровом ночи. Она благоухала и сияла красками, набирая силы для грядущего дня.

Под лучами солнца, которое поднималось всё выше и выше, переливались шёлковые полотнища знамён и флагов в Новом городе. Однако весёлого оживления, смеха, песен не было слышно. Странная это была толпа, запрудившая в то утро центральные улицы Алжира.

Лила тоже вышла из дома. В последние дни она делала это не часто. Но сейчас, после тревожной ночи, ей захотелось своими глазами посмотреть, что происходит в городе. Оделась она поскромнее — чёрная узкая юбка и простая, мужского покроя блузка очень шли ей, делая её совсем юной.

На Лилу заинтересованно посматривали, особенно молодёжь, порой кто-нибудь заговаривал с ней. Она не сердилась. Всё-таки Лила оставалась Лилой, ей нравилось привлекать внимание мужчин.

Двое крепких парней шутливо заступили ей дорогу. Она охотно остановилась, разглядывая необычную зелёную форменную одежду, новенькие пистолеты и кинжалы на поясах.

— Что это у вас за форма? — полюбопытствовала она.

Один из парней повернулся боком — на рукаве, повыше локтя золотились буквы: «ОАС».

— Красиво, — не то в похвалу, не то в осуждение произнесла Лила.

Таща за собой упирающегося откормленного барана, подошёл подросток, одетый в такую же форму. На шее барана болталась фанерная бирка с надписью: «ФНО», а на лоскуте кумача, прикреплённого к бараньей спине, было крупно написано на французском и арабском языках: «Независимость».

— Познакомьтесь с господином Независимость, — засмеялся один из парней, обращаясь к Лиле.

— Герой сегодняшнего дня, — поддакнул второй.

Лила погладила тугие завитки на лбу животного.

— С таким парнем стоит познакомиться поближе, — пошутила она.

— Сегодня мы намерены распроститься с господином Независимость. Приглашаем на пир и вас.

— Я шашлычником буду! Нет, я! — наперебой выкрикивали парни.

— А я убью господина Независимость! — хвастливо закричал подросток, притащивший барана.

Лила удивлённо посмотрела на совсем юное, круглощёкое лицо, на пухлые губы, ещё сохранившие наивное детское выражение.

— И ты собираешься убивать?

— А что, не сумею, думаете? Ха! Трах-трах! — и готово… Я не только барана, я и мусульман сегодня…

— Перестань! — прикрикнула Лила. — Кто только вам, таким, оружие доверяет!

— Не беспокойтесь, мадемуазель, — сказал первый парень, — его обучили обращению с оружием.

— Именно они и защитят национальное величие Франции! — заметил кто-то из собравшихся вокруг барана.

Мальчишка гордо выпятил грудь.

Мимо медленно проехал автомобиль с установленным на крыше мегафоном — всех приглашали на центральную площадь. Там собралась большая толпа. На высоком постаменте стоял открытый гроб с телом Беркена. Двое сыновей старика тихо переговаривались с Шарлем Ришелье возле импровизированной трибуны. В стороне утирали слёзы жена и невестки покойного.

Траурный митинг открыл Шарль. Он говорил о Беркене как о национальном герое, павшем от преступной руки врага. Потом с пеной у рта напустился на алжирских революционеров, а в заключение пригрозил Елисейскому дворцу и призвал всех к решительному сражению «За свободную Францию».

— Французы! Дорогие соотечественники! — взывал расчувствовавшийся Шарль. — К вам обращаюсь я! Скажите, кто поднял Алжир до его нынешнего уровня? Разве не мы?!