Непокорная - [178]

- Скажи мне, - требует он, не повышая голоса. – Расскажи. Я могу помочь, -снова берет меня за руку. - Душевную травму можно залатать. Большинство расстройств психики, даже на почве сильного страха или насилия, можно купировать. Только позволь мне, помочь, Диана. Без твоего желания, все мои усилия будут напрасны.

Я молчу. Аппетит пропал окончательно. В глаза Форда не смотрю, старательно буравя центр стола между нами. Вторично забирать руку не решаюсь. А надо бы.

- Что он с тобой сделал? – будто вгрызаясь в самый мой мозг, звучит вопрос. – Обидел? Бросил? Нет, - видит по моей реакции ответы, не нуждаясь даже в их озвучивании. И тогда продолжает перечислять возможные варианты, - бил, насиловал? Тоже нет, - с определенной долей облегчения в голосе, констатирует он. – Ты его любишь, да? Любишь… - тут же добавляет он уверено, но раздраженно. – Неразделенная любовь? Безответная?

И тут я все же психую и вырываю свою руку, только сейчас сообразив, что это был не просто жест моральной поддержки. Его пальцы прощупывали мой пульс, пока он задавал вопросы. От досады я даже цикнула и встала из-за стола.

- Я не голодна. Прости, Форд, - по привычке делаю короткий книксен, что вызывает его тяжелый вздох, будто он устал от этих моих проявлений, чуждых его варварскому в плане этикета миру.

- Я сегодня оставлю тебя, - встает вслед за мной мужчина, - мне нужно отъехать в клинику, - объясняет он и набрасывает поверх легкой облегающей футболки белый пиджак с клетчатым рисунком. Поддернул рукава до локтей. Надел очки.

Вместо брюк он носил, как и большинство людей здесь узкие штаны из грубой ткани разной степени синевы, голубизны, потертости и дырявости. А на ногах мужчины тут предпочитали носить странную обувь, именуемую кроссовками. Вот и Форд напялил что-то из этого рязряда, слепящего своей белизной. Что такое сапоги с высоким голенищем тут очевидно не знали. Впрочем, в этом мире и нет необходимости в такой обуви. Дороги у них ровные и твердые. Нет опасности увязнуть по колено в размытой грязи. Климат излишне теплый, так что в сапогах можно свариться. У нас же, даже в летнее время года воздух не прогревается до такой степени, что хочется выйти на улицу в неглиже.

Здесь… все совсем иначе. Все чуждое мне.

- Ты помнишь, как связаться со мной? – спрашивает Форд, показывая на висящий на стене артефакт связи, именуемые странным словом «фоун» Я киваю в ответ. Пока еще не разу не довелось воспользоваться, чему я и рада. Не горю желанием трогать артефакты, которые неизвестно как могут сработать. Был уже опыт. Спасибо, хватит. И хотя жить и радоваться у меня желания не было. Но срочно умереть в муках, я тоже не горела желанием. А потому не спешила знакомиться со всеми благами этой очевидно высоко магически-развитой цивилизацией.

Форд и раньше меня оставлял одну. Сначала не надолго, но потом бывало, что я была предоставлена сама себе и на полдня и больше. Чем я занималась в его отсутствие? Я не знаю. Не помню. Кажется… просто была. Не хотела. Но была. Много времени проводя в саду у домашнего прудика с диковинными для меня яркими рыбами. У них были длинные вытянутые туловища, усы и большие ярко оранжевые или даже красные пятна по всему белому телу.

Мужчина ушел, выдав мне еще пару наставлений по безопасности. И хотя прекрасно знает, что без него я не подойду к холодильному шкафу и не заинтересуюсь едой, все равно рассказывает мне, что есть там, что я должна питься. Я киваю. Но мы оба понимаем, что еда мне неинтересна.

Я слонялась по дому в полном одиночестве. Бесцельно. Без каких либо намерении. Просто ходила, даже не задерживая свой взгляд ни на чем. В большой гостиной и по стенам над лестницами в доме были развешаны черно-белые нереально реалистичные картины в строгих рамках под стеклами. Я игнорировала и их, даже не взглянув ни разу, что там изображено. Хотя Форд предлагал мне рассказать о своих работах. Говорил, что может научить меня делать такие, как он выразился, фото. Но, как я уже упоминала, рисование меня ввергает в уныние еще вернее, чем музицирование. Потому я лишь пожала плечами тогда и, извинившись, ушла спать.

Сейчас я шла мимо стены, увешенной этими картинами, скользя кончиками пальцев по поверхностям мебели, и смотрела в пустоту перед собой. И хотя передо мной была целая выставка, я видела лишь пустоту. Черную и безнадежную. Идущую у меня из самого нутра. Из порванной души, реющей лохмотьями в бездне одиночества. Прикрыла глаза, пытаясь нащупать хотя бы обрывок связи со своим истинным. Хоть что-то… хоть намек… но ничего, кроме пустоты и боли там не нашла. Одинокая слезинка скатилась по щеке. Сколько времени уже прошло, а все продолжаю дорывать остатки своей души в попытках снова почувствовать связь с драконом. И после каждого раза, погружаюсь все глубже в свою печаль. Добавляя рубцов на и без того настрадавшемся сердце.

- Неожиданно… - вдруг вырывает меня из задумчивости незнакомый мужской голос, и я открываю глаза, чтобы встретиться взглядом с человеком, стоящим в дверном проеме и оценивающе меня рассматривающим. – И кто же это тут у нас…?