Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига - [19]

«Сегодня мы собираемся сбежать, – прошептали они Зигберту, – и мы хотим, чтобы ты пошел с нами. Ты говоришь по-польски лучше поляков. Идем с нами. Убежим вместе. Мы не предлагали этого никому, только тебе».

Зигберт отрицательно покачал головой и кивком указал на Лотара, которого фактически нес на спине: «Это мой друг, и он хромает. Если я его оставлю, через час его пристрелят».

«Ты должен думать о себе», – сказали они.

Зигберт снова покачал головой: «Он мой лучший друг, и он спас мне жизнь. Я не могу его бросить».

Двое христиан отошли.

Сзади подошли два других узника. Зигберт помнил и их: в Освенциме он видел, как Лотар учил их делать шкафчики и драпировки для офицеров СС. Умение делать мебель позволяло рассчитывать на лучшее обращение со стороны эсэсовцев, которые постоянно искали возможности получше обставить свои квартиры.

«Держись, Лотар», – прошептали они, похлопав его по плечу, и прошли вперед.

Их равнодушие к Лотару неприятно поразило Зигберта. Лотар научил их навыкам, которые, по сути, спасли им жизнь, а сейчас они ничего не сделали, чтобы ему помочь. Неужели все, что они могли, – это похлопать его по плечу?

«Я хочу сказать, – объяснял Зигберт Нартелям, – что я не герой, но как эти двое могли просто пройти мимо? Лотар помог им выжить – так же, как он помог мне попасть на склад “Канады”, а теперь, когда он был в беде, они просто обходят его и ничего не делают? Им было просто плевать. Я был в совершенной ярости».

От веса Лотара хлипкие деревянные туфли Зигберта стали совсем разваливаться, тонкие шнурки перестали держаться, так что туфли свободно ходили по всей ноге. Носков заключенным не выдавали – только небольшую тряпку, которая не полностью обматывала ноги, так что через нее в ногу легко могла попасть заноза из деревянной обуви, что привело бы к заражению и нагноению, а истощенный организм едва ли смог бы противостоять инфекции. В Освенциме Зигберт видел возможные последствия занозы: нога могла так нагноиться, что в ней образовывалась сквозная дыра. Медицинское название этого типа разложения ткани – флегмона, а некоторые узники называли его «черной плесенью». В Освенциме умирали не только от голода и пыток; иногда здесь гнили заживо.

«Обувь делалась из дешевого материала, подошвы и каблуки были деревянными, но очень хлипкими, часто они быстро разваливались на части, – рассказывал Зигберт, – мне нужно было придумать, чем же их скрепить. Я думал надергать ниток из куртки и связать их вместе, но из моего рубища невозможно было что-либо надергать. Вокруг нас не было ничего, кроме снега, но как-то раз я увидел небольшое деревце. В Освенциме запрещалось иметь нож или вилку, но мало-помалу камнем можно было наточить и ложку. У меня была такая ложка для супа, я подполз к деревцу и снял с него кору – тонкими, с мой палец полосками. Полоски я сунул в карман, чтобы растопить наледь. Я немного помял их, чтобы быстрее согреть, а потом связал две из них вместе и обвязал ими свою обувь».

Он поднялся и осторожно пошел. Полоски коры держались. Он вознес благодарственную молитву: лишь Всевышний мог вложить ему в голову такую идею, которая спасла ему жизнь.

Как-то вечером охранники остановили шеренгу и приказали узникам ложиться спать в снегу, в то время как сами расположились в амбаре, согретом присутствием коров и лошадей. Зигберт и Лотар подползли к двери амбара, надеясь, что им достанется немного тепла, и прижались друг к другу под единственным ветхим одеялом. Зигберт увидел, как сбоку от амбара от большой кучи соломы, смешанной с коровьим и лошадиным навозом, поднимается пар. Он вспомнил, как в детстве читал где-то, что во время Первой мировой войны немцы рыли ямы в таких кучах соломы и навоза и помещали туда по плечи обмороженных солдат: это работало лучше алкоголя.

«Видишь пар от дерьма? – прошептал он Лотару. – Как только стемнеет, переползаем туда».

Через час два друга переползли ближе к куче навоза, что хоть как-то их согрело. В проталине они нашли одуванчики, оторвали цветы, съели стебли, их стошнило, но они пережили еще одну ночь на марше смерти из Освенцима.

Через десять дней после выхода из Освенцима, 30 января 1945 года, Зигберт, Лотар и остальные узники, пошатываясь, вошли в ворота концентрационного лагеря Маутхаузен в Австрии[34]. В путь отправлялось почти 6000 человек; в живых оставалось менее 1600.

На узкой тропинке между бараком и забором Зигберт, Лотар и другие узники обнаружили паропровод и сгрудились поближе к теплу. Неподалеку на двух мусорных баках стоял молодой заключенный, смотря в окно барака. Один из баков упал, оттуда выпала гнилая капустная кочерыжка. Зигберт подобрал ее, разломил надвое и дал одну половинку Лотару. Они попытались прожевать кочерыжку, но она насквозь закоченела, так что замороженной кочерыжкой они воспользовались как пакетом со льдом, приложив ее ко лбу, чтобы снизить жар, который одолевал их в течение всего марша смерти.

«Наш отдых длился недолго, – вспоминал Зигберт. – Охранники с автоматами завели нас в бетонное помещение с трубами на потолке и захлопнули дверь. Тогда я вознес свои последние молитвы, потому что был уверен, что это газовая камера, и решил: “Вот и все, нам не выбраться отсюда”. Люди распростерлись на полу, плача или крича от ужаса. Мы лежали там целую вечность. И тут из труб стала течь холодная вода. Не ядовитый газ, а всего лишь вода. Никто не может себе представить, какое облегчение в тот момент мы испытали. Потом они выгнали нас из душа. Все мы были больны и истощены, а они заставили нас бежать голышом большое расстояние морозной ночью, с деревянной обувью в руках. Затем, приставив нам к головам автоматы, они загнали нас в деревянный барак».