Непобежденный - [21]

– Никакого. За исключением того, что ее видели выходящей из дома сенатора в компании другого мужчины, который также представляет для меня интерес. Они приходили в дом на Квиринале, мои люди видели, как мужчина входил в дом и выходил из него на следующее утро.

Катон вздрогнул, осознавая, что из слов вольноотпущенника можно сделать лишь один вывод. Он ощутил гнев и отчаяние, ненависть, ему сдавило грудь, он едва дышал. Как она могла? Как такое может быть правдой? Как она могла так с ним поступить? Как она могла предать его? Он прижал ладонь ко лбу и закрыл глаза, пытаясь выбросить это из сознания. Но мысленным взором представил себе Юлию и этого чужака, входящих в тот самый коридор, в который он впервые вошел вчерашним вечером. Представил себе, как они входят в спальню. Юлия оборачивается к мужчине, обнимает его, целует, а потом… он выбросил этот образ из своего ума и резко открыл глаза.

– Кто он?

– Это тебя не касается, Катон.

– Меня не касается? Кто-то трахал мою жену, и ты говоришь, что это меня не касается? А я говорю, что касается. Так что назови мне имя прежде, чем я заставлю тебя его кровью выплюнуть, ничтожный напомаженный ублюдок.

Катон уже собрался обойти стол, но Нарцисс выставил вперед руку.

– Остановись! Если я назову тебе его имя, то ты точно сделаешь какую-нибудь глупость. Если даже тебе удастся подобраться к нему и нанести удар, последствия коснутся не только тебя, но и твоего сына, и друзей. Луция, Макрона, сенатора Семпрония. Ты хочешь, Катон, чтобы на твоих руках была и их кровь?

– Это неправда, – пробормотал Катон. – Это ложь. Все это.

– Поверь мне, Катон, я бы тоже хотел, чтобы это было неправдой. Любому мужчине тяжело услышать такое.

Катон мрачно поглядел на Нарцисса.

– Тогда зачем было мне об этом говорить?

– Рано или поздно ты бы все равно узнал правду. Лучше, если ты услышишь все это от меня, чем будешь по крохам собирать от остальных. Я полагаю, что ты бы предпочел, чтобы над тобой не смеялись за глаза.

Катон стиснул зубы, сдерживая гнев. Ему хотелось подпрыгнуть, стукнуть по чему-нибудь, но он понимал, что это не поможет. Это не устранит боли и той внезапной ненависти, которую он ощутил по отношению к Юлии.

– Катон, тебе надо собраться с силами, – сказал Нарцисс. – Тебе сейчас идти к императору на аудиенцию. Ты должен сохранять собранность, что бы ни случилось. Ты понял? Сейчас ты должен забыть об этом. Ради себя самого и ради Макрона тоже. Ладно, нам уже надо идти.

Нарцисс встал из-за стола и пошел к двери. Катон продолжал стоять на месте, оглушенный услышанным. То, что осталось от его жизни после смерти Юлии, теперь стало еще меньше, было разрушено почти до основания. Но он понимал, что надо жить дальше. Ради сына и ради лучшего друга, что бы ни случилось. О Юлии он будет думать потом, когда останется в одиночестве.

– Готов? – спросил Нарцисс и, не дожидаясь ответа, взялся за ручку и открыл дверь. Макрон стоял неподалеку в коридоре, привалившись к стене, и, увидев выходящих, шагнул к ним, с грустной ухмылкой на лице.

– Пора предстать перед императором?

Нарцисс кивнул.

Центурион повернулся к Катону.

– Готов, командир?

Катон сделал глубокий вдох, понимая, что остальные внимательно смотрят на него, и кивнул.

– Готов как никогда.

Глава 6

К тому времени, когда они пришли в зал для приемов с высоким потолком и один из германцев-наемников, служащих в личной охране императора, принялся их обыскивать, в зале было уже много народа. Этот германец, как и большинство его соплеменников, был рослым и широкоплечим, с длинными волосами и бородой. На латыни он изъяснялся очень скупо и с сильным акцентом и сразу не понравился Макрону.

– Слушай, приятель, я не одного такого ублюдка, как ты, в загробный мир отправил. Так что не распускай свои грязные лапы, а?

– Ха, – буркнул германец. – А я многих римлян убил, прежде чем сюда попал.

– Правда? Не хочешь еще раз попробовать со мной в свободное от службы время?

– Макрон, – тихо сказал Катон. – Хватит.

Они пошли вдоль стены зала следом за Нарциссом, мимо сенаторов, чиновников и просителей, а затем заняли назначенное им место, неподалеку от возвышения, на котором восседал император Клавдий на троне, покрытом пурпурными подушками. Как и Нарцисс, император зримо постарел с тех пор, как Катон в последний раз его видел. Он сидел, ссутулившись и слегка наклонив голову в сторону, пытаясь расслышать, что ему говорят. По обе стороны от него на стульях поменьше сидели императрица Агриппина, ее сын Нерон и Британик, младший из наследников. Позади них стояли Паллас и еще несколько императорских вольноотпущенников, некоторые из них что-то писали на восковых табличках по ходу аудиенции. По углам возвышения стояли еще четверо наемников-германцев, не убирая рук с рукояток длинных мечей и внимательно оглядывая всех собравшихся на случай опасности.

Перед императором и его свитой было небольшое свободное пространство, и там стоял молодой трибун, обращаясь к императору. Он явно нервничал, Катон увидел, что его лоб, над которым нависали аккуратно уложенные с маслом кудри, заливает пот.

– Ваше превосходительство, губернатор Тарраконской Испании поручил мне заверить вас, что восстание сдерживается и что вожак бунтарей Искербел и его последователи очень скоро будут пойманы и уничтожены, еще до конца этого года. Хотя у него и имеются достаточные силы в Астурике Августе, чтобы справиться с этой проблемой, он запрашивает подкрепление в целях наискорейшего разрешения ситуации.