Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время - [6]

Предреформаторы смело нападали на обрядово-культовую сторону средневекового католицизма, но были еще далеки от того, чтобы поставить под сомнение его догматы. Они не покушались на идею непогрешимости существующей церковной организации и ее «сверхприродного», «божественного» происхождения. Когда в 1410 году Яна Гуса отлучили от церкви, он продолжал читать свои проповеди, игнорируя решения церковного главы. Однако он никогда не рискнул бы отлучить самого папу от «истинного христианства». И не потому, что был робок (в смелости Гус как раз превосходил любого из реформаторов XVI столетия). Подобная акция еще просто не могла быть с сочувствием принята ни западноевропейским, ни даже чешским мирянином.

Необходимые предпосылки Реформации созрели лишь столетие спустя. И было закономерно, что ее родиной стала Германия, страна уже начавшегося, но задержанного и затрудненного раннекапиталистического развития — страна, которая в силу своей политической раздробленности в наибольшей степени страдала от посягательств папской церкви[18].

В канун Реформации немецкое бюргерство не было способно к выдвижению радикальных политических программ (на устои феодализма его идеологи не покушались). Вместе с тем оно было достаточно непримиримо к позднефеодальному эгоизму и хищничеству, подстегнутому развитием рынка. Преимущественным объектом его ненависти должен был стать феодализм церковный — наиболее беззастенчивый, меркантильный и алчный.

Немецкая бюргерская культура дала миру плеяду гуманистов-антиклерикалов. Их идеи проникли в народное сознание глубже, чем идеи итальянского Возрождения. Это в немалой степени объяснялось тем, что гуманизм немецкий (или, как его иногда называют, «северный», «заальпийский») по самой сути своей был течением предреформационным: он смелее откликался на религиозно-нравственные проблемы, волновавшие простолюдина. Немецкий гуманизм никогда не числился в ряду еретических движений. Но сам этот факт знаменателен и для истории папской власти, и для истории ересей. Где-нибудь в XIV веке мыслителей, подобных Эразму Роттердамскому или Иоганну Рейхлину, непременно отправили бы на костер. В XVI папский Рим вынужден был смотреть на них снисходительно. Эта снисходительность свидетельствовала об упадке церковно-феодального могущества. Она предвещала время, когда обвинение в ереси падет на голову самого папы, и еще более далекое — просветительское, когда противопоставление ереси и правоверия просто утеряет значение для массы здравомыслящих людей.

Немецкие гуманисты выдвинули на первый план чисто этическое содержание Евангелия и пытались соединить его с идеями античной моральной философии. Они проповедовали веротерпимость и заложили основы исторической критики Писания. Нравственное обличение корыстолюбивого и невежественного римского духовенства, начатое Эразмом Роттердамским, достигло сатирической остроты в сочинениях Крота Рубеана, Германа фон Буша и Ульриха фон Гуттена. Они указали на необходимость политической борьбы с папским Римом и вплотную подошли к критике догматических основ церковно-феодального господства. Однако решать эту задачу, важнейшую для позднего средневековья, довелось уже не гуманистам, а другому деятелю немецкой культуры, выдвинувшемуся из бюргерской среды. Им был Мартин Лютер.

Не прошло и двух лет после оглашения первых (еще весьма робких) набросков лютеровского учения, как Рим объявил его ересью. Папская курия не сомневалась, что расправится с «самоуверенным саксонцем», как прежде расправилась с Уиклифом и Гусом. Курия просчиталась: Лютер оказался первым в истории непобежденным еретиком. Он не только не попал на костер — он объявил анафему папе, и анафема эта была сочувственно принята сотнями тысяч мирян во многих странах Европы.

I. Внук крестьянина, сын горняка

В западной части Тюрингенского леса, неподалеку от Эйзенаха, находится село Мёра, впервые упомянутое еще в документах XIV века. Своим названием (Moor, Mora, Möhra) оно обязано лежавшему поблизости болоту, которое, как гласит предание, поглотило немало людей и скотины.

На исходе XV столетия в Мёре было около 250 жителей, принадлежавших к разряду податных крестьян. Крепостного права они не знали, господином своим признавали только германского императора, подати уплачивали не подушно, а со двора — в соответствии с размерами недвижимого имущества.

Крестьяне западной Тюрингии издавна были известны как люди независимые, упорные, замкнутые и суеверные. Хозяйство их вплоть до XVII века носило натуральный характер.

Нюрнберг, где в 1477 году были изготовлены первые в мире карманные часы, находился в трех днях езды, но тюрингенский земледелец еще и при Бисмарке хвалился тем, что определяет время по Солнцу.

В окрестностях Эйзенаха вплоть до начала нынешнего столетия была распространена фамилия Людер (Luder, Luider). В немецкую культуру она впервые вошла в XV столетии: самого раннего из старонемецких гуманистов звали Петером Людером. Фамилию Людер носил от рождения и зачинатель немецкой реформации: в списках студентов Эрфуртского университета за 1501 год он значился как «Мартинус Людер из Мансфельда».