Непобежденный еретик. Мартин Лютер и его время - [109]

Кто же был изобретателем этого примитивного оправдания апатии и безнравственности? Любимый ученик Лютера Иоганн Агрикола — тот самый Агрикола из Эйслебена, который приколачивал Тезисы к дверям Замковой церкви и нес сжигать папскую буллу! Когда Лютер впервые ознакомился с очерком его «законоборчества» («антиномизма»), он заявил, что, не публикуя, сжег бы свои сочинения, если бы знал, что дело дойдет до столь кощунственного их толкования. В 1537–1538 годах реформатор трижды диспутировал со своим бывшим преданным ассистентом и добился его изгнания из Саксонии. Однако проповеди Агриколы прочно осели в Виттенберге, превратившись в провинциальную идеологию сонного, нечистоплотного и мечтательного прозябания.

Лютеру было скорбно и душно в хиреющем «Риме еретиков». Но покинуть его без серьезной причины — бросить «свою службу и пост» — он не мог по самому существу реформаторского учения.

В октябре 1545 года разгорелся спор между графами Мансфельдскими, богатыми покровителями протестантской церкви. Братья Альбрехт и Гебгард не поделили дохода с рудников. Они просили Лютера рассудить их.

Реформатор охотно принял предложение и, поручив все церковные дела Меланхтону, дважды — в октябре и на рождество — отбывал в Мансфельд. В начале 1546 года он вновь собрался в путь. Ему указывали на его недомогание и начинающиеся холода, но старого Мартина словно гнала какая-то тайная сила.

23 января Лютер выехал из Виттенберга в сопровождении сыновей и их домашнего учителя Аурифабера. В Галле путешественники были задержаны сильным снегопадом и разливом Заале, а затем продолжили путь, захватив с собой Юстуса Йонаса, в доме которого пережидали непогоду. В Эйслебен Лютер прибыл простуженным и с болью в груди. Он разместился в доме городского писаря, где его уже ожидали поспорившие графы.

Примирение оказалось делом трудным и затяжным; Лютер, превозмогая болезнь, бился над ним в течение двух недель. 16 февраля за ужином зашел разговор о болезнях и смерти. Изнуренный Мартин мрачно пошутил: «Если я снова благополучно вернусь в Виттенберг, то распоряжусь, чтобы меня сразу положили во гроб и не мешали червям поедать толстого доктора». Перед сном Лютер сделал свою последнюю запись: «Чтобы понять буколики и георгики Вергилия, надо пять лет прожить пастухом или поселянином; чтобы по достоинству оценить письма Цицерона, надо двадцать лет быть чиновником крупного государства. Священное же писание не может в должной мере оценить тот, кто в течение ста лет не правил церковью пророков… Мы нищие. Воистину это так!»

Утром следующего дня он был крайне беспокоен и сказал, между прочим: «Здесь, в Эйслебене, я крещен, чтó как мне суждено здесь и опочить». Вечером начались уже хорошо знакомые ему боли в груди.

До полуночи Лютер проспал, а пробудившись, почувствовал себя совсем дурно. Он разбудил дежурившего при нем Йонаса и сказал: «О боже, как больно». Ему помогли перейти в большую комнату. Распростертый на ложе, Лютер несколько раз читал молитвы, а потом затих. Он походил теперь на старого, грузного мужика, которого по ошибке обрядили в тонкое господское полотно. В двери заглядывали графы, предлагали свои услуги и выражали участие. Только теперь, когда пульс уже не прослушивался, послали за лекарями. Прибыли сразу двое — доктор и магистр медицины — и проделали над больным какие-то манипуляции. Через некоторое время Лютер снова пришел в себя, но уже оставался за завесою смерти. Едва можно было расслышать, как он с отчаянным жизнелюбием прошептал: «Боже, как это больно и страшно — уходить в иной мир». Йонас наклонился к нему и настойчиво просил сказать присутствующим, верит ли он в учение, которое проповедовал. Умирающий реформатор тихо, но твердо ответил «да»; это было последнее его слово.

Мартин Лютер скончался 18 февраля 1546 года на шестьдесят третьем году жизни в городе, где родился. 22 февраля тело реформатора, уложенное в массивный оловянный гроб, было доставлено в Виттенберг. У Эльстерских ворот, где когда-то была сожжена папская булла, катафалк был встречен делегацией от университета, магистрата и прихожан. Процессия проследовала к Замковой церкви, в которой гроб должен был находиться до распоряжения курфюрста относительно места погребения. При внесении гроба в храм Бугенхаген и Меланхтон произнесли речи.

Бугенхаген возвел Лютера в высочайший небесный чин. Он сказал, что реформатор, без сомнения, был ангелом, о котором возвещается в 14-й главе Апокалипсиса. Меланхтон в своей речи намекал на то, что со смертью Лютера приходит к концу эпоха протестантской непримиримости. Выходило даже, что это собственный завет реформатора, но только высказанный не словами, а всем его непонятым человеческим существом. «Всякий, кто был с ним знаком и близок, — увещевал Меланхтон, — должен признать, что он был более чем добрый, благосклонный и дружелюбный человек… Жесткость, которую он позволял себе в сочинениях против врагов чистого учения, проистекала не от злобного и сварливого нрава, а от великой серьезности и жажды истины».

По иронии судьбы день Лютеровых похорон оказался днем св. Петра, а по старому католическому календарю — днем почитания папского престола. Когда гроб с телом реформатора опускали в пол Замковой церкви, хор грянул гимн «Tu, Petrus», в котором, в частности, провозглашалось, что учрежденный апостолом престол (римский, папский) не смогут покачнуть все силы ада. Все выглядело так, словно в виттенбергскую церковь ворвалась начинающаяся контрреформация.