Непобежденные - [29]

Рассмеялся.

– Вот видите! Бургомистр – Иванов. Настоящая и, я сказал бы, исконная Россия. Россия без Рапопортов, без Гинзбургов. Знаете, что дает мне надежду на лучший исход всей кампании? В Людинове несколько партизанских отрядов, но один командир уже явился с повинной, показал базу и, скорее всего, получит хорошую должность… Но главное, к нам идут молодые люди. За два дня мы сформировали роту полицейских! Мы не для всех чужие, – и поднял руку по-фашистски.

Уже стоя возле калитки в палисадник, глядя вослед отъезжающей машине, отец Викторин поморщился наконец. Как же это просто, оказывается, подхалимничая, превращать умных людей в индюков. О генеральских эполетах майор возмечтал!

В сердце уколола игла. О каком предательстве говорил комендант? Где Золотухин? Столько было секретов, и такая тишина… Рота полицейских! Для маленького Людинова – это очень много.

Из дома выбежала матушка.

– Все хорошо, родная. Будем открывать Казанский собор.

– Не озяб? Ветрено, батюшка! Пошли домой! Шарф тебе забыла принести… – Всплеснула руками. – Знаешь, кто начальник Людиновской полиции?

– Знаю. Мерзавец.

– Еще какой мерзавец! Учитель физики и математики первой образцовой школы Александр Петрович Двоенко. Учитель нашей Нины.

– Двоенко! – покачал головою батюшка. – Говорящая фамилия. Нашим и вашим.

Пистолет в грудь

Один из сапожников простудился. Алеше пришлось уступить немцу свою комнату, перешел к бабушке, на печку.

Сапожники дали бабушке деньги купить курицу: крепкий бульон силы больному вернет.

Это было удивительно: немцы не забирали, как в первые дни, масло и яйца, не резали коров для своего котла, но покупали. Собирались жить в Людинове по-человечески?

У бабушки оставалась мука. Замесила свою лапшу, любимую Алешей с детства. Немцы были довольны и благодарны.

Смешливый показал на стоптанные каблуки Алешиных ботинок, забрал и вернул наваксенные, с новыми подметками, с новыми каблуками. У Алеши сердце в желудок провалилось: этих совестливых немолодых людей он оставлен – убивать. Но если не убивать – они не уйдут. Плохого, верно, ничего не сделали, в Людинове не по своей воле, но ведь оккупанты. Они же – сила Гитлера.

Ужасало Алешу одиночество. Золотухина словно бы и не было на белом свете. Ни единого взрыва в городе, ни единого выстрела. Про партизан забыли бы, но немцы панически боятся леса, начали рубить деревья, близко подступающие к городу.

Сожгли окраинные дома.

Алеша собрался сходить к Хотеевым, но у них живет офицер, а главное, сказать нечего. Последнее приказание Золотухина своему резиденту было сомнительное: главное оружие народа – саботаж, никаких контактов с немцами. Но без регистрации из дома не выйди! Нужны пропуска, нужна работа, чтоб знать, чем немцы заняты, сколько у них сил в Людинове.

В управу Алеша пошел с бабушкой.

И первое открытие: всюду полицаи! Людиново стало городом полицаев. Ходят по двое, по трое. Куда-то их везут в крытых машинах. У некоторых черная форма, черные немецкие головные уборы, но большинство – кто в чем. Отличие от горожан – белые повязки на рукавах.

На зданиях зловещие флаги. Красные с черной свастикой. Идут потоком по магистрали машины. К машинам пушки прицеплены. Серьезные пушки – 88-миллиметровые. В кузовах – солдаты.

На регистрацию очередь. В очереди увидел Толю Апатьева. Толя пустил их перед собой. Люди – вялые, квелые, никто не возразил, не рассердился.

Алеша взглядывал на лица. Мужчины смотрят в пол. Женщины, наоборот, откидывают головы. Никаких разговоров. Каждый человек сам по себе.

У Алеши между лопатками мурашки друг через дружку прыгали. Почудилось – он где-то высоко, не хуже стрижа. И на все Людиново, на всех этих людей в очереди за немецким штампом на немецком документе – он один, кто стоит за них. У немцев войска, у полицаев – роты, а он одинешенек. Но ведь живой, здоровый. И основное в этом странном раскладе количества войск, огневой мощи – победителем будет он, Шумавцов.

Вот и документ. Немцем, конечно, не заделался, но в их распоряжении.

Ожидал бабушку возле крыльца. Толя Апатьев пошел стрельнуть у стариков махорки на закрутку.

Алеша вздрогнул. Зримо вздрогнул. Уроки Золотухина, знать, еще не прижились. Связной отряда Афанасий Посылкин помогал бабушке сойти с крыльца. Поравнялся с Алешей, сказал, будто с бабушкой прощаясь:

– Устраивайтесь на завод, ищите работу. Это приказ!

Бабушка, глядя в спину быстрому Посылкину, очень удивилась:

– Он ведь райздравом руководил. Вежливый, конечно, а с головой, знать, не все в порядке.

Алеша плечами пожал:

– Я в Людинове никого почти не знаю. А то, что нервный, – война.

– Война, – согласилась бабушка. – Мудрено не одуреть.

Пришел Толя, дымя цигаркой.

Не успели площадь пересечь – три полицая.

– Стоять!

Бабушка охнула, ребята замерли.

Высокий, немолодой полицай ткнул пистолетом Апатьеву в грудь.

– Александр Петрович! – Лицо Апатьева стало белым, но голос не дрогнул.

Полицай взвел курок, целя в грудь Апатьеву.

– Александр Петрович! Это я, Апатьев!

– Сукин ты сын! Я бы тебя мог пристрелить, как бродячую собаку. Приказов не читаешь? Захотел схлопотать пулю в лоб?

– Александр Петрович!