Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - [230]
Как бы вторя поэту в тихом октябрьском Гатчино, Павел I пишет о том же в рескрипте:
«Князь Александр Васильевич. Побеждая повсюду и во всю жизнь врагов Отечества, недоставало вам еще одного рода славы – преодолеть и самую природу. Вы и над нею одержали ныне верх. Поразив еще раз злодеев веры, попрали вместе с ними козни сообщников их, злобою и завистью против вас вооруженных. Ныне награждаю вас по мере признательности моей и ставя на высший степень чести и геройству предоставляемый. Уверен, что возвожу на оной Знаменитейшего полководца сего и других веков. Пребываю ваш благосклонный
Павел
Гатчина
октября 29-го дня 1799-го» [2329].
Так Суворов стал генералиссимусом. По воспоминаниям Ф. В. Растопчина, при этом император сказал ему:
«Это много для другого, а Суворову мало: ему быть Ангелом»[2330].
Может быть, слова эти и были искренни, но как же недолго пребывал император во власти подобных настроений!
Война в Швейцарии затихала. 26 сентября (старый стиль) Римский-Корсаков имел встречный бой с войсками Массена на трех плацдармах левого берега Рейна перед Констанцем. Это была крупная боевая демонстрация, закончившаяся вничью. Однако об упорстве боя свидетельствовал сам французский главнокомандующий, рассказывая в реляции о схватке на втором плацдарме:
«Нет слов, чтобы высказать, с каким упорством Русская кавалерия производила свои атаки, и с какой стойкостью наша пехота встречала натиски противника»[2331].
На следующий день эрцгерцог Карл предложил вывести русские войска на правый берег Рейна, что и было исполнено, а понтонные мосты разобраны. Война на северной окраине Швейцарии прекратилась, русский корпус ушел на территорию Вюртемберга в Германию.
Сам Суворов в день этих боев уже из Паникса писал эрцгерцогу Карлу, что если австрийцы сделают нужные распоряжения о снабжении его войск, то он сможет двинуться на соединение с Петрашем в Куре[2332]. Через 4–5 дней, очевидно, уже в Фельдкирхене, фельдмаршал составляет еще заметки на случай одновременного наступления на Массена своих войск и корпуса Римского-Корсакова[2333]. Но 2 октября (старый стиль) оттуда же пишет Ростопчину уже совсем по-другому:
«Сколько обстоятельства дозволили б, но уже действовать надежды нет. Победительная армия[2334] низошла на 10000. Пехота боса, нага, дневной провиант, в котором терпела недостаток, как и патронах, чего последнего ради, наконец избегая от сражения. Корсаков без палаток, плащей, артельных и прочих денег, в одной рубашке и с нужным провиантом. Едва у него 10000 пехоты. Здешние цесарцы до 18000 для гарнизонов <…> Не имею на цесарцев надежды к соединению с Корсаковым: 40 и до 60 000 массеновых препоною. Что ж после и где спокойные квартиры в зиму, не на Дунае ли…»[2335]
На следующий день в донесении Павлу I полководец повторяет эту же мысль:
«Единый спасительный способ при вышеописанных обстоятельствах[2336]остается нам тот, чтобы оставя Швейцарию, где недостаток всякого продовольствия соделывает пребывание войск наших невозможным, итти на винтер-квартиры, куда удобно будет. Там, на квартирах, можем мы укомплектоваться людьми, лошадьми и военною амунициею, одеться, обуться и поправить наши изнуренные силы для открытия новой кампании»[2337].
Как видно, Суворов смиряется с прекращением кампании, но надеется на продолжение войны.
В течение последующих пяти дней его армия переходит из Фельдкирхена в Линдау на берег Боденского озера. Здесь Суворов находится под влиянием двух взаимно противоположных желаний: с одной стороны, он 5 октября (старый стиль) откликается на предложение эрцгерцога возобновить действия против французов[2338], а с другой – под влиянием усиливающегося недовольства интригами Тугута и медлительностью самого эрцгерцога Карла отказывается от дальнейшего участия в кампании[2339]. Сам генералиссимус 9 октября донес Павлу I о решении собранного по этому вопросу военного совета так:
«Сии замечания предложил я собранному генералитету: весь единогласно решил, “что, кроме предательства, ни на какую помощь от цесарцев нет надежды, чего ради наступательную операцию не производить; но для необходимейшего поправления войск остановиться на правом берегу Рейна”»[2340].
Накануне получил он императорские повеления от 7, 9, 14, 16 и 18 сентября, разрешившие ему в случае обнаружения склонности Австрии к заключению сепаратного мира с Францией поступить следующим образом:
«…избирите одно из двух средств: или оставшись в Швейцарии, продолжать оттуда войну самим собою, или приняв нужные меры, обратиться с армиею вашею к России, предоставляя суду Божиему вероломных. В обоих случаях уведомьте Меня немедленно, приступя меж тем к исполнению мер вами принятых и не дожидаясь, по отдаленности, Моего на сообщение ваше разрешения. <…> Мужайтесь Князь Александр Васильевич и идите на труды, аки на победы. Живите с Богом и со славою»[2341].
Ну что ж, решение было принято, сомнения отброшены, и 19 октября (старый стиль) Суворов с войсками покинул Линдау и пошел вглубь Германии. Эрцгерцог, крайне раздосадованный этим, позволил себе в прощальном письме назвать это движение отступлением и тут же получил от русского полководца горячую отповедь:
Пишу и сам себе не верю. Неужели сбылось? Неужели правда мне оказана честь вывести и представить вам, читатель, этого бретера и гуляку, друга моей юности, дравшегося в Варфоломеевскую ночь на стороне избиваемых гугенотов, еретика и атеиста, осужденного по 58-й с несколькими пунктами, гасконца, потому что им был д'Артаньян, и друга Генриха Наваррца, потому что мы все читали «Королеву Марго», великого и никому не известного зека Гийома дю Вентре?Сорок лет назад я впервые запомнил его строки. Мне было тогда восемь лет, и он, похожий на другого моего кумира, Сирано де Бержерака, участвовал в наших мальчишеских ристалищах.
Новая книга Николая Черкашина "Белая карта" посвящена двум выдающимся первопроходцам русской Арктики - адмиралам Борису Вилькицкому и Александру Колчаку. Две полярные экспедиции в начале XX века закрыли последние белые пятна на карте нашей планеты. Эпоха великих географических открытий была завершена в 1913 году, когда морякам экспедиционного судна "Таймыр" открылись берега неведомой земли... Об этом и других событиях в жанре географического детектива повествует шестая книга в "Морской коллекции" издательства "Совершенно секретно".
Все подробности своего детства, юности и отрочества Мэнсон без купюр описал в автобиографичной книге The Long Hard Road Out Of Hell (Долгий Трудный Путь Из Ада). Это шокирующее чтиво написано явно не для слабонервных. И если вы себя к таковым не относите, то можете узнать, как Брайан Уорнер, благодаря своей школе, возненавидел христианство, как посылал в литературный журнал свои жестокие рассказы, и как превратился в Мерилина Мэнсона – короля страха и ужаса.
Спросите любого человека: кто из наших современников был наделен даром ясновидения, мог общаться с умершими, безошибочно предсказывать будущее, кто является канонизированной святой, жившей в наше время? Практически все дадут единственный ответ – баба Ванга!О Вангелии Гуштеровой написано немало книг, многие политики и известные люди обращались к ней за советом и помощью. За свою долгую жизнь она приняла участие в судьбах более миллиона человек. В числе этих счастливчиков был и автор этой книги.Природу удивительного дара легендарной пророчицы пока не удалось раскрыть никому, хотя многие ученые до сих пор бьются над разгадкой тайны, которую она унесла с собой в могилу.В основу этой книги легли сведения, почерпнутые из большого количества устных и письменных источников.
Книга Радко Пытлика основана на изучении большого числа документов, писем, воспоминаний, полицейских донесений, архивных и литературных источников. Автору удалось не только свести воедино большой материал о жизни Гашека, собранный зачастую по крупицам, но и прояснить многие факты его биографии.Авторизованный перевод и примечания О.М. Малевича, научная редакция перевода и предисловие С.В.Никольского.
Книга В.Носовой — жизнеописание замечательных русских танцовщиц Анны Павловой и Екатерины Гельцер. Представительницы двух хореографических школ (петербургской и московской), они удачно дополняют друг друга. Анна Павлова и Екатерина Гельцер — это и две артистические и человеческие судьбы.