Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова - [213]

Английское правительство очень хотело ослабить Францию отторжением от нее Батавской республики – так с 1795 г. называлась Голландия, завоеванная французами. Это дало бы важную базу на границах победоносной Республики, позволило бы Англии контролировать устья Рейна, а значит, значительную часть внешней торговли Германии, и, пожалуй, самое главное: голландский флот, как военный, так и торговый, из вражеского стал бы союзным, а французское влияние на морях существенно ослабело бы. Сторонников свержения профранцузской власти, заставлявшей воевать за чуждые интересы и пополнять чужой бюджет за счет голландского, было в избытке. Недоставало только сухопутных войск для осуществления задуманного. Попытки привлечь для этой цели армии Пруссии и Швеции провалились. Тогда-то Лондонский кабинет и обратился к Павлу I. Тот, польщенный, что таким образом расширяется признание его могущества, с радостью согласился. Так возник план «секретной экспедиции», и 11 июля 1795 г. англо-русский договор был заключен: русские выставляли экспедиционный корпус в 17 593 человека, англичане – около 25 тысяч пехоты и 6 тысяч кавалерии. Войска наши перевозились на судах Балтийского флота, а эскадры вице-адмирала Макарова и Тета уже второй год участвовали в блокаде голландских портов.

При этом до последней минуты переговоры держались в тайне от Тугута, так как английский министр иностранных дел лорд Гренвиль хорошо отдавал себе отчет в том, что:

«…постоянная зависть его во всем, что может сколько-нибудь служить к приращению Прусского влияния на севере Европы[2137], весьма вероятно побудила бы Австрийское министерство, если не препятствовать означенному предположению, то по крайней мере разгласить о нем с умыслом, чтобы Франция могла принять свои меры и усилив войска на стороне Голландии, ослабить свои силы против Австрийцев» [2138].

Каково же было удивление русского и английского послов в Вене, когда Тугут поддержал сообщенный ему договор. Все было очень просто: хитроумный канцлер решил тут же использовать эти обстоятельства, чтобы вернуть под власть Австрии Бельгию и Люксембург[2139]. Он предложил привести в Швейцарию русские корпуса генералов А. М. Римского-Корсакова (бывш. Германа) и Конде[2140]. Оттуда им вторгнуться во Францию через провинцию Франш-Конте, а эрцгерцог Карл из Швейцарии рокировался бы на средний Рейн и вторгся из Швабии в Эльзас. Принц Фердинанд Вюртембергский же с австрийцами встал бы на нижнем Рейне у Майнца. Таким образом и швейцарская граница, и большая часть Рейна превращались бы в линию фронта, смыкавшуюся на севере с англо-русской экспедицией. Получалось бы нечто уже высмеянное Суворовым в 1797 г. в Тульчине:

«Бонапарте контроцентрируется. Гофкригс-рехт его мудро охватывает от полюса до экватора.

Славное делает раздробление, ослабевая массу»[2141].

Но на этом кабинетные стратеги остановиться не смогли. Английское правительство в июле предложило оставить в только что освобожденной Северной Италии лишь австрийцев для ее обороны, а русский корпус Дерфельдена передвинуть в Швейцарию на усиление двух первых русских же корпусов и их силами вторгнуться во Франш-Конте. Начальство же над этими тремя корпусами вверить Суворову [2142].

Император Павел был очень доволен, тем более что жалобы Суворова на австрийцев уже порождали желание дать обеим сторонам организационный «развод». Теперь же появился удобный предлог. Поэтому в рескрипте от 21 июля он пишет фельдмаршалу:

«Для лучшего успеха и скорейшего достижения к желаемому концу в общем деле, препоручаю в начальство ваше, сверх находящихся уже теперь войск Моих в Италии, корпусы генерал-лейтенанта Римского-Корсакова и Принца Конде. Намерение Мое есть, дабы вы, коль скоро возможность будет, оставя в Италии корпус генерал-лейтенанта Ребиндера <…> и присоединя к оной всех вооруженных Англиею Швейцарцев, произвели в действо план наступления во Францию чрез Франш-Конте…»[2143]

В конце императорского послания речь идет о конечной цели предпринимаемых усилий, величие и значимость которой должны были вызвать в сердце нашего героя прилив гордости за доверенное ему дело:

«В сем новом от Меня поручении, вы найдете новое доказательство доверенности Моей к особе вашей, и тем паче для Меня и для вас сие приятно быть должно, что чрез сие главный подвиг сея войны, то есть разрушение беззаконного во Франции правления и возстановления Королевской законной власти, предстоит храбрым Российским войскам»[2144].

Если и ранее граф Рымникский никогда не упускал из виду, что освобождение Италии – лишь определенный этап в осуществлении великого плана, без исполнения которого покой в Европе[2145] не мог бы наступить, то теперь, когда ему было прямо сказано, что именно на него и на его войска будет возложена миссия исполнения этого плана, чувство честолюбия, желание великой славы, которая увенчает весь его жизненный путь, переполнили его. Однако все это мгновенно было разрушено мелочной и своекорыстной политикой австрийского канцлера и его государя, мечтавших только о своей узкой габсбургской выгоде.

В то время, когда рескрипт в кожаной сумке фельдъегеря трясся по европейским дорогам из Павловска в лагерь русских войск при Асти, Тугут снова принялся перекраивать им же созданный план продолжения кампании. Теперь, основываясь на «секретной экспедиции» и результатах битв при Адде и Треббии, он захотел вторгнуться в Австрийские Нидерланды. Для этого канцлер решил передвинуть армию эрцгерцога Карла с Верхнего Рейна на Нижний: довести ее до 65 тыс. человек, поручить ей осаду Майнца, войти в контакт с англо-русской десантной армией в Голландии и вторгнуться в Бельгию. На Среднем Рейне расположить промежуточную армию из австрийцев, баварцев, вюртембержцев и прочих контингентов германских имперских князей. Эта армия должна была осуществлять связь между Суворовым и эрцгерцогом. Что же касается Суворова, то его строптивый характер и желание, в соответствии с мнением Павла I, восстановить пьемонтского короля в его владениях, которые жадный Габсбург уже предназначал себе в добычу, толкали Тугута на «простенькую» идейку: переместить