Непередаваемые прелести советской Прибалтики - [10]

– Ну, и как они… на него-то реагируют? – я глазами указал на пса.

– Некоторые – как ты. Меньшинство. Большинство – сдержано улыбаются. Недо-о-обро так. А как узнают, что у него девять задержаний, да два ножевых – оттаивают. Бравый в их понимании пёс-то получается – настоящий айсарг! – хохотнул Лёха, и тут же поспешно прибавил, – Сидеть, Айсарг, сидеть! Нормально всё.

Я тоже посмотрел на Айсарга новыми глазами, а Лёха, между тем, продолжил:

– Так во-о-от… И гуляли они тогда Лиго эту неделю. Не-де-лю! – раздельно, по слогам провозгласил он, отбивая себе ритм ребром ладони, – А мы пришли? На выходные выпадает – гуляй себе! А нет – перетопчешься.

– Что им, праздников мало, что ли?

– Да не в этом дело! Они и сейчас-то после Лиго до сентября отойти не могут и толком-то ни хрена и не делают!.. Свой был праздник-то, народный. Говорю ж – самый для них важный в году. Пивка выпить, искупаться, через костёр сигануть. Песни свои хором попеть… Народные. Всего и делов-то. А нам в каждой их песне «Хорст Вессель» чудится!!! – Лёха чуть покосился в мою сторону и пояснил, – Гимн такой… нацистский. Айсарги эти… – псу надоели без нужды понукания и он, спрыгнув с камней, улёгся у Алексея в ногах, высоко подняв морду. Лёха потрепал его между ушей и продолжил, – Так вот они, айсарги эти, и составили костяк латышского батальона, вошедшего в легион СС. Это как немцы пришли. А как ушли – всем гуртом в леса подались. Но местные их от немцев здо-о-орово отличают – они у них чуть ли не народные повстанцы и национальные герои получаются! Борцы за свободу Латвии от нацистов и коммунистов!.. А творили-то что!!! В эсэсовской же форме. А-а, да ты знаешь, поди… То же самое, – Лёшка надолго замолчал, уставившись на горизонт.

Глава вторая. Дружба народов

Погода за это время уже основательно испортилась – в кронах сосен почти беспрерывно шумело, а стволы начали поскрипывать, как корабельные мачты. Но я молчал. Видно было, что у этого отличного парня из Сибири, офицера и командира, каких поискать, полный разлад в душе. И что это его гложет. Долго. Муторно… Вдруг он решительно полез за сигаретами, прикурил, забыв предложить мне, и зло заговорил:

– А слышится в них «Вессель» этот. Слышится! Сплачиваются они… Зачем? Против кого? Ясно зачем. Ты что ж думаешь? Что я, после того, что тебе тут наговорил, присягу забыл?!! Не-е-ет!.. Я – чекист-закордонник. Погранец. «Мухтар». Цепной пёс режима, если хочешь, и дело своё туго знаю. Вот и получается, что я тут нужен. Ты нужен. И такие, как мы – во, как нужны!!! – Лёха резанул себя большим пальцем по кадыку, – Потому что, такие же, как мы, тут накосорезили, всех вокруг против себя восстановив, а теперь уж делать нечего, кроме как в вертухаи подаваться. А здесь ведь, кроме нас с тобой, и простые русские люди живут – гражданские. И поначалу, видать, хотели жить, как все: с соседями ладить – дружить, да друг к дружке в гости ходить. И ходили. И на Лиго эту чёртову тоже ходили. За компанию… А пьяные ж все. А обиды-то старые по пьяному делу – ох, как всплывают!.. Раньше молодёжь местная на Лиго с кнутами ходила. С пастушьими. И не попрёшь – непременный атрибут народного костюма!.. Запоротых находили. Наших. И женщин. И… Смотреть страшно. Подкорректировали в Москве мудрую национальную политику – поотымали хлысты. А народ же в лес идёт – костры жечь, сырок порезать, то да сё. И без ножа? А как его запретишь, кухонный-то? В общем, не знаю, как в городах, а чуть место поглуше, так сидит русский народ на Лиго эту по домам да квартирам, да за семью запорами. Или как мы вон – по воинским частям да запретным зонам. И это зде-е-есь – в се-се-сере родном, как твой Алик говорит! И не делает никто толком ничего – бытовуха на почве пьянства. Чё с ней поделаешь-то?..

– Да какая ж бытовуха, Лёш?..!!

– Бытовуха-бытовуха, Серёг. Хулиганство! Ты, что ли, под это дело национальную неприязнь подведёшь? А погоны не жалко? В Москве этого слушать не хотят, и там разговор короткий – комиссий одну за другой, да с широкими полномочиями. Следствия возобновлять? Пересуживать? Хрен тебе – карать!!! Карать за то, что мы тут, на местах, головы садовые, вместе с местными парторганизациями и администрациями, мудрую национальную политику партии так извратили, что её теперь, верную на все времена, и не узнать вовсе! Так что истинное-то положение вещей хрен, кто когда кому и доложит – кто за кресло трясётся, кто за погоны, кто элементарно за семью, детей – понять людей можно!..

– Так ты, Лёш, нас специально сюда затащил, да? От лишних неприятностей?

– Да, специально. Тем более, что вы вообще святыми оказались – и не догадывались даже, что они вам грозить могут.

– Да уехали б мы к вечеру, и…

– Куда?!! Из Латвии в Латвию? Там, в Ле́пае что – другая хрень?

– опять «по-местному» произнёс Лёха, к чему я уже начал привыкать.

– Или я шальным лейтенантом не был?

– Старшим… Старшим лейтенантом, – машинально поправил я.

– Ах, извините, господин поручик! Ничего, что сижу? – без тени юмора проговорил Лёха, и продолжил, – Прибывает офицер в часть. Молодой, здоровый парень. Формально, по календарю – под выходной прибывает. Он что, в расположение попрётся? Не смеши! Сбросили б вы с Аликом пожитки где-нибудь, «по штату» переоделись, да и намылились бы… В «Юру», скажем. Или в «Каю». Там – вмазали. И не напиток «Байкал» – чё покрепче. А лето, Прибалтика – гормон играет. Баб бы склеили. Вам их вести некуда. А они – местные оказались!.. Вот пруха-то – стало быть, продолжение будет! И рассказывали бы они вам до закрытия, какой у них сегодня весёлый и светлый праздник. И потащили бы вас с собой. Без задней мысли, так – вечер продолжить. А вы бы, как бараны, и попёрлись – вам этот праздник по барабану, вам лишь бы на половое довольствие встать! А в парке ле́пайском, в дюнах – и пива море, и весело… Глядь – и девки ваши уже голяком у берега плещутся. Но это вам казалось, что они – ваши. Тут ещё и город весь. Кто такие, хоть и «по гражданке», вы б не скрывали. Да и скрывали бы – говорите ж по-русски только!.. И не прибыли бы два старших лейтенанта флота в расположение ни в выходной и ни в будни. И вообще бы уже никогда не прибыли – никуда… А то, что вас бы, от греха, ле́пайская комендатура свинтила б, шансов мало. А и свинтила бы – это ж залёт!.. Оно вам надо? Да и уютнее у меня, чем в комендатуре-то. В камере… А? – и Лёха снова подмигнул. Но отнюдь не весело.