Непечатные пряники - [78]
Кроме поэта Серебряного века, был в Ардатове свой крахмальный завод и пять винокуренных. Водки производили на сто тысяч рублей в год. Была даже «Ардатовская». Пили много. Только в уезде было сто тридцать пять питейных домов, не считая разного рода харчевен, кабаков и трактиров. На весь уезд славились ардатовские пряники и мыло. Мыло, выражаясь языком биологов, было эндемиком – его на протяжении почти ста лет, вплоть до сороковых годов прошлого века, варила в Ардатове всего одна семья Солодовниковых. Куски мыла делали похожими на сырные головки и продавали их на развес, разрезая на куски проволокой. Из-за внешнего сходства ардатовское мыло путали с местным сыром. Да и по вкусу они мало чем отличались. О пряниках можно сказать… Не будем, однако, говорить плохо о пряниках. Их давно уже не существует.
О том, что в столице поменялась власть, ардатовцы узнали от пассажиров поезда Москва – Казань. Вернее, сначала узнали об этом на станции Мухтолово, через которую проходил поезд, а уж потом эту новость привезли на гужевом транспорте в Ардатов. Советская власть пришла и принесла в город все то, что она приносила и в другие города: беспорядки, экспроприацию экспроприаторов, голод, агитаторов, еще беспорядки, грабежи, сыпной тиф, продразверстку, создание коммун, развал коммун, голод, колхозы, раскулачивание, репрессии и снова голод. Мыло кончилось – вместо него употребляли глину. Жалеть было тоже нельзя.
В двадцать первом году Выкса вместе со своим металлургическим производством и близлежащими территориями добилась самостоятельности и выделилась в самостоятельный уезд. Еще через два года Ардатовский уезд и вовсе расформировали. Все, что от него осталось, расписали по Арзамасскому и Лукояновскому уездам. Сам Ардатов в 1925 году был разжалован из города в село – центр Ардатовской волости Арзамасского уезда. Если бы тогда, в двадцать пятом, войско какого-нибудь царя по пути на Москву заплутало, проходя мимо Ардатова, в лесу, проводников бы нашлось…
Со всем тем нельзя сказать, что советская власть ничего не делала для ардатовцев. Конечно, оперного театра в Ардатове не построили, но баню отремонтировали. В двадцать первом году впервые в ардатовской истории стали издавать газету «Красный пахарь». Самым решительным образом боролись с самогоноварением. В двадцать пятом волостная милиция поймала почти три сотни самогонщиков. У них отобрали больше сотни самогонных аппаратов и сорок ведер самогона. В двадцать седьмом открыли книжный магазин. В тридцатом году в Ардатове организовали колхоз «Наш ответ кулаку». Через какое-то время его переименовали в колхоз имени Ю. М. Кагановича. К тридцать третьему году в колхозах состояло уже две трети хозяйств Ардатовской волости, а через шесть лет, к тридцать девятому, колхозный скот так отощал, что его не принимали на мясозаготовительных пунктах.
Газета «Колхозная правда», пришедшая на смену «Красному пахарю», писала, что в тридцать третьем в Ардатове показали фильм «Чапаев», и в этом же году город подключили к всесоюзной радиосети. В августе тридцать четвертого приняли решение о постройке самолета «Ардатовский колхозник». В клубе крахмалотерочного завода проходили партийную чистку секретарь РК ВКП(б) Лучинин, зам. секретаря Овчинников и секретарь РК ВЛКСМ Суслов[141]. В августе тридцать пятого в городе организован сбор летучих мышей для опытов. Живых и мертвых мышей принимали по пять рублей за штуку и сдавали лаборанту И. И. Косолапову[142]. В тридцать седьмом ардатовским пекарям пришла в голову удивительная мысль запекать в буханку кусок бечевки «для упрощения переноса хлеба и его транспортировки». В мае этого же года в маленьком ардатовском мире, в городской парикмахерской, научились делать шестимесячную химическую завивку. И это было куда лучше, чем то, что делалось в мире большом, несмотря на все его дизель-моторы, перелет вокруг света и Днепровскую гидростанцию.
В тридцать девятом году построили небольшой паточный завод, рассчитанный на семьдесят пять тонн патоки в квартал, и кондитерскую мастерскую, которая производила тридцать пять тонн пряников и восемь тонн конфет. Если поделить это количество конфет и пряников на количество тогдашних жителей Ардатовской волости, то получится, что в день на одного гражданина, включая беззубых младенцев и таких же беззубых стариков и старух, приходилось по одиннадцать грамм пряников и два с половиной грамма конфет. Если это количество в граммах разделить на средний вес одного пряника и средний вес одной конфеты, то получится, что каждый гражданин мог в день съесть пятую часть пряника и шестую часть конфеты. Не так уж и много пряников было у советской власти для своих граждан. Кнутов было куда как больше.
В войну маленький, полуголодный Ардатов выходил и выкормил детский дом, эвакуированный сюда из Ленинграда в сорок втором. Больше ста человек. И это при том, что не было никакого водопровода, отопления, машин и лошадей. Был бык, на котором возили воду из речки и дрова из лесу. Женщины и дети возили. Почти все мужчины были на фронте. Из ушедших на фронт семи с лишним тысяч жителей Ардатова и района вернулось меньше половины. После войны ленинградские дети уехали домой, а детский дом проработал до шестьдесят девятого года. И до самого конца своего существования назывался Ленинградским.
Перед вами неожиданная книга. Уж, казалось бы, с какими только жанрами литературного юмора вы в нашей серии не сталкивались! Рассказы, стихи, миниатюры… Практически все это есть и в книге Михаила Бару. Но при этом — исключительно свое, личное, ни на что не похожее. Тексты Бару удивительно изящны. И, главное, невероятно свежи. Причем свежи не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое они на тебя оказывают, в том легком интеллектуальном сквознячке, на котором, читая его прозу и стихи, ты вдруг себя с удовольствием обнаруживаешь… Совершенно непередаваемое ощущение! Можете убедиться…
Внимательному взгляду «понаехавшего» Михаила Бару видно во много раз больше, чем замыленному глазу взмыленного москвича, и, воплощенные в остроумные, ироничные зарисовки, наблюдения Бару открывают нам Москву с таких ракурсов, о которых мы, привыкшие к этому городу и незамечающие его, не могли даже подозревать. Родившимся, приехавшим навсегда или же просто навещающим столицу посвящается и рекомендуется.
«Тридцать третье марта, или Провинциальные записки» — «книга выходного дня. Ещё праздничного и отпускного… …я садился в машину, автобус, поезд или самолет и ехал в какой-нибудь маленький или не очень, или очень большой, но непременно провинциальный город. В глубинку, другими словами. Глубинку не в том смысле, что это глухомань какая-то, нет, а в том, что глубина, без которой не бывает ни реки настоящей, ни моря, ни даже океана. Я пишу о провинции, которая у меня в голове и которую я люблю».
«Проза Миши Бару изящна и неожиданна. И, главное, невероятно свежа. Да, слово «свежесть» здесь, пожалуй, наиболее уместно. Причем свежесть не только в смысле новизны стиля. Но и в том воздействии, которое эта проза на тебя оказывает, в том лёгком интеллектуальном сквознячке, на котором ты вдруг себя обнаруживаешь и, заворожённый, хотя и чуть поёживаясь, вбираешь в себя этот пусть и немного холодноватый, но живой и многогранный мир, где перезваниваются люди со снежинками…»Валерий Хаит.
Любить нашу родину по-настоящему, при этом проживая в самой ее середине (чтоб не сказать — глубине), — дело непростое, написала как-то Галина Юзефович об авторе, чью книгу вы держите сейчас в руках. И с каждым годом и с каждой изданной книгой эта мысль делается все более верной и — грустной?.. Михаил Бару родился в 1958 году, окончил МХТИ, работал в Пущино, защитил диссертацию и, несмотря на растущую популярность и убедительные тиражи, продолжает работать по специальности, любя химию, да и не слишком доверяя писательству как ремеслу, способному прокормить в наших пенатах. Если про Клода Моне можно сказать, что он пишет свет, про Михаила Бару можно сказать, что он пишет — тишину.
Эта книга о русской провинции. О той, в которую редко возят туристов или не возят их совсем. О путешествиях в маленькие и очень маленькие города с малознакомыми или вовсе незнакомыми названиями вроде Южи или Васильсурска, Солигалича или Горбатова. У каждого города своя неповторимая и захватывающая история с уникальными людьми, тайнами, летописями и подземными ходами.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.
«Сидеть и смотреть» – не роман, не повесть, не сборник рассказов или эссе. Автор определил жанр книги как «серия наблюдений». Текст возник из эксперимента: что получится, если сидеть в людном месте, внимательно наблюдать за тем, что происходит вокруг, и в режиме реального времени описывать наблюдаемое, тыкая стилусом в экран смартфона? Получился достаточно странный текст, про который можно с уверенностью сказать одно: это необычный и даже, пожалуй, новаторский тип письма. Эксперимент продолжался примерно год и охватил 14 городов России, Европы и Израиля.
Леонск – город на Волге, неподалеку от Астрахани. Он возник в XVIII веке, туда приехали немцы, а потом итальянцы из Венеции, аристократы с большими семействами. Венецианцы привезли с собой особых зверьков, которые стали символом города – и его внутренней свободы. Леончанам удавалось отстаивать свои вольные принципы даже при советской власти. Но в наше время, когда вертикаль власти требует подчинения и проникает повсюду, шансов выстоять у леончан стало куда меньше. Повествование ведется от лица старого немца, который прожил в Леонске последние двадцать лет.
Жанр путевых заметок – своего рода оптический тест. В описании разных людей одно и то же событие, место, город, страна нередко лишены общих примет. Угол зрения своей неповторимостью подобен отпечаткам пальцев или подвижной диафрагме глаза: позволяет безошибочно идентифицировать личность. «Мозаика малых дел» – дневник, который автор вел с 27 февраля по 23 апреля 2015 года, находясь в Париже, Петербурге, Москве. И увиденное им могло быть увидено только им – будь то памятник Иосифу Бродскому на бульваре Сен-Жермен, цветочный снегопад на Москворецком мосту или отличие московского таджика с метлой от питерского.
Сборник путевой прозы мастера нон-фикшн Александра Гениса («Довлатов и окрестности», «Шесть пальцев», «Колобок» и др.) поделил мир, как в старину, на Старый и Новый Свет. Описывая каждую половину, автор использует все жанры, кроме банальных: лирическую исповедь, философскую открытку, культурологическое расследование или смешную сценку. При всем разнообразии тем неизменной остается стратегия: превратить заурядное в экзотическое, впечатление — в переживание. «Путешествие — чувственное наслаждение, которое, в отличие от секса, поддается описанию», — утверждает А.