Неожиданные люди - [71]

Шрифт
Интервал

Вообще надо сказать, что ни один даже самый придирчивый взгляд не заметил бы за Вадимом Петровичем стремления как-то выделить свою персону или подчеркнуть свое превосходство, даже напротив, во всем, что он ни делал: звонил ли по служебному телефону — непременно тихим, сдержанным тоном, не делая при этом даже малейшей попытки как-то сыграть на публику, весь уйдя в процесс внимания невидимому собеседнику (можно было поручиться, что и без свидетелей он разговаривает так же), проводил ли совещания, сидя во главе стола, никогда ни на кого не поднимая голоса, всегда спокойно, вразумительно, всегда по делу (лишь иногда, для оживления аудитории, ввертывая шутку), выступал ли с докладом, крайне редко пользуясь местоимением «я», решал ли какой-нибудь вопрос в рабочем порядке, — во всем заметны были естественность и деловая скромность. «Поставили — вот и работаю; приходится», — как бы молча говорил весь его серьезный, но лишенный какой-либо начальственности облик.

Новая, руководящая работа, интересная своим разнообразием и широтою круга вопросов, которые приходилось решать ему в формировании архитектурной физиономии города, а также ощущение своей причастности как главного архитектора к тем, кто держал руку на пульсе развития Лесопольска, тешила самолюбие Вадима Петровича, но, тщательно скрывая это чувство, он, как бы между прочим, сетовал своим помощникам и близким на судьбу, приготовившую его, архитектора, к бесконечным заседаниям на совещаниях, невозратимо похищавших у него творческое время. И это было верно: дел, и дел неблагодарных, связанных с управлением процесса проектирования, было у Вадима Петровича, что называется, по горло, частенько приходилось задерживаться допоздна в своем рабочем кабинете или брать домой срочные бумаги.

Для укрепления собственного престижа Вадим Петрович снова сделал своим замом архитектора Ненашева, воспринявшего эту весть с таким же добродушно-олимпийским спокойствием, с каким еще недавно, снисходя к желанию Скибы, он уступил заместительство Выдрину. Других перемещений кадров Вадим Петрович в открытую не добивался, но сохранил свое негласное влияние на назначения и перемещения через посредство секретаря партийного бюро Курбатова, к мнению которого прислушивались и Ветлугин и Солодов.

Каких-либо новшеств в проектное дело Вадим Петрович вводить не стал за неимением идей в этой области, так что в сущности жизнь института двигалась без всяких изменений, по однажды заведенному Скибой порядку. И все-таки одно нововведение, и притом несомненное, пережившее деятельность его в филиале на долгие годы, было на его счету: аккуратист по натуре, Вадим Петрович столь блестящим образом поставил делопроизводство, что, при всей стихийности рождения и размножения входяще-исходящих бумаг, любая из них могла быть найдена в ту же минуту, а по ней установлены ее автор, исполнители и состояние реализации дела, коего она касалась; само же хранение дел и документов (в твердых, с железной окантовкой папках-кондукторах, сверкавших никелем замков) находилось в таком образцовом порядке, что неоднократно ставилось в пример вышестоящим организациям.

Должность главного, хотя и доставляла Вадиму Петровичу чувство внутреннего удовлетворения, временами так сильно утомляла его, что он мог бы даже опасаться за свое здоровье, если бы не выгоды нового его положения, дававшие ему возможность основательно отдыхать и отлично питаться. К услугам Вадима Петровича, кроме заповедной базы отдыха «Рыбнадзора», была еще и финская баня энергетиков, прекрасно снимавшая усталость и омолаживающая весь организм. Когда же скованному жесткой дисциплиной воли темпераменту Вадима Петровича нужна была эмоциональная разрядка, он брал такси (правда, это было очень редко) и закатывался в один из отдаленных ресторанов Куйбышева, закатывался не один, разумеется, а в компании с какой-нибудь из «юных старых дев», как мысленно называл он безнадежно холостых девиц своего филиала, многозначительными улыбками и мимикой не раз дававших понять молодому главному архитектору, что они не прочь с ним познакомиться поближе; они признавались потом, что их привлекала не столько возможность пошиковать с ним в ресторане, сколько он сам, его гипнотизирующий голос, темные, загадочные глаза… Кстати говоря, в выборе той, с кем ресторанные увеселения Вадим Петрович, с риском для своей карьеры, заканчивал в постели (на квартире у нее же или ее подружки), он ни разу не ошибся: юные старые девы умели хранить интимные тайны. Эти эротические приключения, необходимые ему, как полагал Вадим Петрович, как разрядка для эмоций, вносили некоторое разнообразие в его затянувшийся и потому ставший скучным роман с Ларисой Селивановой…

Естественно, что, став руководителем института, Вадим Петрович расширил и свои знакомства, поначалу бывшие лишь служебными, а затем и личными. Так в числе приятелей Вадима Петровича оказались главный инженер Лесопольского строительного треста Орлов, директор ГРЭС Лисичкин, шеф «Рыбнадзора» Жохова… и среди них — зампредседателя горисполкома Триандафилов, о котором следует сказать особо.


Еще от автора Николай Алексеевич Фомичев
Во имя истины и добродетели

Жизнь Сократа, которого Маркс назвал «олицетворением философии», имеет для нас современное звучание как ярчайший пример нерасторжимости Слова и Дела, бескорыстного служения Истине и Добру, пренебрежения личным благополучием и готовности пойти на смерть за Идею.


Рекомендуем почитать
Рубежи

В 1958 году Горьковское издательство выпустило повесть Д. Кудиса «Дорога в небо». Дополненная новой частью «За полярным кругом», в которой рассказывается о судьбе героев в мирные послевоенные годы, повесть предлагается читателям в значительно переработанном виде под иным названием — «Рубежи». Это повесть о людях, связавших свою жизнь и судьбу с авиацией, защищавших в годы Великой Отечественной войны в ожесточенных боях свободу родного неба; о жизни, боевой учебе, любви и дружбе летчиков. Читатель познакомится с образами смелых, мужественных людей трудной профессии, узнает об их жизни в боевой и мирной обстановке, почувствует своеобразную романтику летной профессии.


Крепкая подпись

Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).


Белая птица

В романе «Белая птица» автор обращается ко времени первых предвоенных пятилеток. Именно тогда, в тридцатые годы, складывался и закалялся характер советского человека, рожденного новым общественным строем, создавались нормы новой, социалистической морали. В центре романа две семьи, связанные немирной дружбой, — инженера авиации Георгия Карачаева и рабочего Федора Шумакова, драматическая любовь Георгия и его жены Анны, возмужание детей — Сережи Карачаева и Маши Шумаковой. Исследуя характеры своих героев, автор воссоздает обстановку тех незабываемых лет, борьбу за новое поколение тружеников и солдат, которые не отделяли своих судеб от судеб человечества, судьбы революции.


Старые долги

Роман Владимира Комиссарова «Старые долги» — своеобразное явление нашей прозы. Серьезные морально-этические проблемы — столкновение людей творческих, настоящих ученых, с обывателями от науки — рассматриваются в нем в юмористическом духе. Это веселая книга, но в то же время и серьезная, ибо в юмористической манере писатель ведет разговор на самые различные темы, связанные с нравственными принципами нашего общества. Действие романа происходит не только в среде ученых. Писатель — все в том же юмористическом тоне — показывает жизнь маленького городка, на окраине которого вырос современный научный центр.


На далекой заставе

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мой учитель

Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».