Неожиданные люди - [135]

— Ну спасибо, — растроганно сказал Александр.

Так случилось, что первую буханку из свежего привоза продали Александру, и, сходя с крыльца, он еще раз сказал провожавшей его глазами очереди:

— Большое вам спасибо.

— Кушайте на здоровье, — ответили из очереди, и чей-то голос крикнул сзади: — А к Матрениной избе так все и идите по берегу…

Дом лепился на зеленом взгорке, как раз напротив того места, где стоял копер и где, по-видимому, строился причал. Они поднялись по тропинке к избе. На дверях висел незапертый замок.

— Может, в бане? — подумал вслух Александр и чистым, ухоженным двором, огороженным новеньким пряслом, прошел к бане. Банька была тоже новая, с единственным оконцем, глядевшим на озеро. Из трубы ее курился легкий дымок.

Александр толкнул дверь и, нагнувшись под притолокой, заглянул в предбанник, где болела чисто выскобленная лавка и вкусно пахло дымком.

— Есть тут кто-нибудь?

Ему не ответили. Помедлив, он шагнул вперед и, нашарив скобу, открыл тугую дверь в парную. На него тотчас пахнуло влажным душистым жаром. Прежде чем закрыть дверь, он успел заметить, какая там чистота, и увидеть огромный, вмурованный в печь котел, в котором кипела вода, и дощатый полок, похожий на крыльцо.

Выходя со двора, они увидели женщину с полными ведрами на коромысле, взбиравшуюся на пригорок.

— Простите, вы не видели тетю Матрену? — спросил Александр.

Женщина подняла на него удивленные глаза:

— Тетку Матрену?.. Она гусей загонять побегла. Счас придет. — И, чему-то вдруг улыбнувшись, прошла мимо, осторожно ступая по траве босыми, крепкими ногами. Из переполненных ведер прозрачными шлепками выплескивалась вода. Вода была такая чистая, сверкающая, что Александру захотелось пить.

— Давай посидим, — сказал он Валерке.

Они присели на взгорок, лицом к озеру. Над лесом мягко сизели сумерки, и на той стороне рыжевато светился костер, который запалил Георгий. Кругом была тишина и покой, и только внизу, у копра, слышался шум голосов. На бревнах сидели парни, человек пять или шесть, и лузгали семечки. Парни, как один, были здоровенные, грудастые, в распахнутых костюмах поверх белеющих рубашек, в хромовых, начищенных до блеска сапогах, сжатых в плотную гармошку.

— Эт, че, ты вот «бабу» на ребро поставь, — хрипловато засмеялся один из парней. Плечищи у него были такие, о которых говорят «косая сажень», и чуб на лбу.

— А че такого. Раз плюнуть, — лихо ответил другой, темноволосый, и небрежно выбросил перед собой ногу в хромовом сапоге.

— А ну! — мотнул головой чубатый.

— Неохота нынче… — Парень нарочито зевнул.

— Э-э-э-э! — хором загалдели все. — Ты давай! Назвался груздем, давай… Докажи! Чего там! — Толчками кулаков в плечо и в шею парня согнали с бревен, и все пошли к копру.

У копра лежала на песке железная чушка с кованой петлей на верхней грани. Александр тотчас же вспомнил, что эта чушка и есть та самая «баба», о которой спорили парни, — ею забивали сваи. Стянув с широких плечищ пиджак и бросив его дружкам, темноволосый подошел к железной «бабе» и, смерив ее глазами, ухватился руками за петлю.

— Пап, неужели подымет? — заерзал Валерка.

— А вот давай посмотрим…

Парень покосился на притихших дружков и вдруг, откинув плечи назад, рванул петлю на себя. Александру показалось, что днище чушки оторвалось от песка; но в тот же миг ноги у парня скользнули вперед и в стороны, а зад бессильно обвис. И тотчас тишину над озером взорвали крепкие, хохочущие голоса:

— Хо-хо! Ха-ха! Эх, ты, бамбула-а!

— Попытай еще, — сказал чубатый.

— Не, — мотнул головой темноволосый. — Больно тяжела. Сколь тут веса?

— Двадцать пудов, — сказал чубатый, нагнувшись на корточки и разглядывая клеймо.

— Ну! Двадцать пудов никто не оторвет, — сказал темноволосый и слегка приосанился. — Я пятнадцать отрывал.

— Эх! — с обидой махнул рукой Валерка.

Чубатый, ни слова не сказав, стащил с себя пиджак и, оставшись в белой рубахе, засучил на кряжистых руках рукава. Парни снова притихли, и снова заерзал в нетерпении Валерка.

Чубатый, свесив тяжелую голову, неспешной развалочкой приблизился к «бабе» и поерзал сапогами в песке, отыскивая упор. Потом ухватился руками за петлю и, напрягая бугром поднявшуюся спину, стал медленно валиться назад. И с той же мерностью, незаметно отрываясь от земли, стала крениться «баба».

— У-ух! — вырвался вскрик у парней и опять все притихли.

Поставив чушку на ребро, чубатый переставил ноги и, убрав левую руку, другой подержал ее за петлю, как держат за рога упирающегося барана, потом разжал пальцы, и «баба», тяжко хукнув, сунулась в песок.

— О силач! — Валерка подпрыгнул на месте и шлепнул рукой по голой коленке.

— Ты погоди. Смотри, что дальше будет, — тихо сказал Александр.

— Ну и че… Доказал, подумаешь! — обиженно гудел внизу темноволосый. — Сила на миг — еще не сила. Пусть-ка попробует… — Он замялся, подыскивая, чем бы еще досадить чубатому… — вон, свежую лесину пусть притащит.

— И притащит! — закричали парии.

— Не притащит! — уперся темноволосый.

— Притащит! Гриш, а?

— Какую лесину? — лениво спросил чубатый, собираясь было надевать пиджак.

— Да хоть пластину метров так на пятнадцать, — сказал темноволосый.