Неожиданные люди - [118]
Вон он и совхоз, из-за сопки развернулся, — рукой подать. Заметенные снегом дома, избенки, длинные сараи ферм к сугробам прижались, будто от морозов хоронятся… А по правую руку белая петля реки огибает село, и на ней, подальше от села, плотину совхоз возводит: водохранилище замыслили для птицы… Летом и Антону пришлось на плотине с неделю шоферить.
Свернул на главную улицу, тише поехал. Рослые березы обок дороги сплошь заляпаны снегом, будто тут богатыри в снежки играли. А вот и кирпичная коробка конторы: с карниза заснеженной крыши свисает частокол прозрачных сосулек. Стоп, приехали…
Антон только дверцей хлопнул, а уж к нему двое бегут: паренек в пушистом рыжеватом малахае и кряжистый мужик в распахнутой шубе. На бегу у первого смешно качаются уши малахая, у второго руки в полах шубы запутались. Кажется, это директор. Ну, точно: он.
— С пятой автобазы? — прохрипел директор. Остановился, задышал в лицо Антону теплым молочным запахом. — Значит, к нам… — Жесткие морщины на лбу у директора расправились. — Заявку мы, верно, давали камень возить с карьера, да придется тебе, милок, в соседний совхоз сгонять по срочному делу. С ним вот, — выпростал из-за полы руку и шлепнул парня по плечу. — Механик это наш, со стройки плотины.
Парень закивал, с натугой улыбнулся озябшим ртом.
Видно, в угрюмом обличье Антона почуялось директору несогласие какое-то, потому как он сказал, мигнув с хитринкой:
— Ты не тревожься, милок. Путевку мы тебе оформим с тоннами и с километрами. В обиде не останешься…
Да Антону-то было все равно: надо, значит, надо. Молчком влез в кабину, надавил на газ, пробуя мотор. Парень-механик громыхнул справа дверцей, сел, захлопнулся и спросил:
— Поехали?..
Директор крикнул, шум мотора покрывая:
— Ну, валяйте, ребята! Одно колесо чтоб там, другое здесь, — и потопал к конторе.
Поохали.
— Далеко? — посмотрел на механика Антон.
— Километров сорок, прямо по большаку, а потом налево…
Проехав по большаку, Антон пробежал глазами по небу. Небо было нехорошее. Со всех сторон запрудила его мутно-серая хмарь, и от нее отяжелев как будто, оно приспустилось, низко-низко висело над степью. А поземка уже не курится, но змейками вьется по насту, а по всей степи сплошняком шурует белодымными волнами, чуть не с верхом насыпает в колеи снежную присыпку. И ветер силу набрал: нет-нет да в лобовое стекло как хлобыстнет, как мокрой простыней. Понял Антон: глядя на буран поехали…
Парень отогрелся, расстегнул пальтишко, вытащил пачку сигарет.
— Закуривайте, — протянул Антону.
Тот качнул головой:
— Не балуюсь. — И вспомнил слова вечно хмельного бати: «Лучше пей, Антошка, но не кури!» Так и случилось, да лучше ли?..
Парень закурил, пыхнул дымком меж колен, улыбнулся Антону:
— Так что? Давайте знакомиться? Меня Александром звать. Проще — Саша. А мать меня Шуриком зовет. — В горло у парня заклокотало от смеха. — Я уже диплом защитил, а она все — Шурик, Шурик… А вас?
— Антон.
— А по батюшке?
— Просто Антон.
— А все же?
— Иваныч.
— Я с отличием кончил. Оставляли в аспирантуре. А я подумал: какой же из меня ученый без практики, и в Сибирь поехал… — Тот же радостный смех сдерживал в горле парень. — Мать в слезы: куда ты поедешь, ты ведь такой непрактичный, пропадешь там. Чудачка такая!
«Счастливая жизнь у парня», — вздохнул про себя Антон.
— Вот построим плотину, — покуривал Александр, — и разольется у совхоза озеро. Утки, гуси тучами будут нагуливать жир. Прилавки в вашем городе завалят птичьей свежатиной. Хорошо!.. А ведь сюда и дикие утки могут прилететь, верно? Только здесь не разрешат охотиться… А я поеду новую плотину строить. На большую бы ГЭС попасть! Вот где размах, правда?
Антон смолчал. Понимал, что парня может обидеть эта угрюмость, а не ответил: не мог Антон свою бирючью натуру пересилить, хоть разговор такой бесхитростный редко ему доводилось слышать. В кабине от такого разговора, как весной, повеяло бодростью и чем-то еще, может, молодостью жизни незнакомой…
— Буран, что ли, начинается? — поглядел в окно Александр. — Я здесь первую зиму зимую и в буран еще не попадал. Говорят, можно в трех шагах от собственного дома замерзнуть. Неужели правда?
— Бывает, — сказал Антон и подумал: как пить дать понюхаешь нынче бурана…
— А у нас сегодня чэпэ случилось. — Левую руку парень забросил за спинку сиденья, правой, чтоб меньше трясло на снежных переметах, схватился за ручку. — Дизель-молот отказал. Старый он уже, компрессия слабая. Кольца нужно менять. Кинулись, а в запасе ни одного кольца. А нам как раз плотников подбросили. То не было, не было, а то сразу двадцать человек прислали. Зверь, а не бригада. За один день, вчера, триста свай ошкурили! А с утра сегодня — простой… Если не наладите молот, сказали, завтра же расчет берем и снимаемся на другую стройку. Ищи их, свищи потом… А без плотников весь план к черту пометит. — Голос у парня упал.
Антон спросил:
— Так чё, кольца, что ль, едем добывать?
— Ага… Мост там построили, у того совхоза, а дизель-молот не увезли еще, на наше счастье. Начальник конторы — звонили ему — разрешил снять кольца, с отдачей, конечно…
Он всю дорогу толковал про стройку плотины, про нехватку машин, материалов, да только Антон слушал его вполуха: за дорогой теперь в оба следил. Колеи совсем замело, даже на третьей шел с пробуксовкой, аж кабина гудела от моторного рева. Меж небом и степью бешено крутился мелкий снег, синуга, белой крупой обсыпал ветровое стекло. Антон пустил «дворник», и тот замахал, как маятник, размазывал по стеклу, треугольником, снежную мокрядь.
Шабданбай Абдыраманов — киргизский поэт и прозаик, известный всесоюзному читателю по сборнику рассказов и повестей «Мои знакомые», изданному «Советским писателем» в 1964 году. В настоящую книгу вошли два романа писателя, объединенных одним замыслом — показать жизненные пути и судьбы киргизского народа. Роман «Белый свет» посвящен проблемам формирования национальной интеллигенции, философскому осмыслению нравственных и духовных ценностей народа. В романе «Ткачи» автор изображает молодой киргизский рабочий класс. Оба произведения проникнуты пафосом утверждения нового, прогрессивного и отрицания старого, отжившего.
Журналист Геннадий Прашкевич несколько лет работал с вулканологами на Сахалине, Курилах, Камчатке. С этим связано название его первой книги «Люди Огненного Кольца». Повести, составляющие этот сборник, написаны с большой любовью и самому дальнему краю нашей земли и людям, работающим там.
«Пути и перепутья» — дополненное и доработанное переиздание романа С. Гуськова «Рабочий городок». На примере жизни небольшого среднерусского городка автор показывает социалистическое переустройство бытия, прослеживает судьбы героев того молодого поколения, которое росло и крепло вместе со страной. Десятиклассниками, только что закончившими школу, встретили Олег Пролеткин, Василий Протасов и их товарищи начало Великой Отечественной войны. И вот позади годы тяжелых испытаний. Герои возвращаются в город своей юности, сталкиваются с рядом острых и сложных проблем.
В повести Ефима Яковлевича Терешенкова рассказывается о молодой учительнице, о том, как в таежном приморском селе началась ее трудовая жизнь. Любовь к детям, доброе отношение к односельчанам, трудолюбие помогают Жене перенести все невзгоды.
Рассказы Леонида Радищева (1904—1973) о В. И. Ленине вошли в советскую Лениниану, получили широкое читательское признание. В книгу вошли также рассказы писателя о людях революционной эпохи, о замечательных деятелях культуры и литературы (М. Горький, Л. Красин, А. Толстой, К. Чуковский и др.).
Автор публикуемых ниже воспоминаний в течение пяти лет (1924—1928) работал в детской колонии имени М. Горького в качестве помощника А. С. Макаренко — сначала по сельскому хозяйству, а затем по всей производственной части. Тесно был связан автор записок с А. С. Макаренко и в последующие годы. В «Педагогической поэме» Н. Э. Фере изображен под именем агронома Эдуарда Николаевича Шере. В своих воспоминаниях автор приводит подлинные фамилии колонистов и работников колонии имени М. Горького, указывая в скобках имена, под которыми они известны читателям «Педагогической поэмы».