Неостывшая память - [43]

Нет, все нам осилить было не под силу, но домой, в общежитие, мы заявились очень поздно и навеселе.

К Евгению Ивановичу Наумову мы навсегда сохранили уважение и благодарность. Уважал он и нас – и зеленых первокурсников, и дипломников, живо интересовался, кто и как устроился в жизни после окончания университета. Как он порадовался за меня, когда узнал, что я стал работать в редакции художественной литературы «Лениздата»!

Не могу забыть случай, характеризующий Наумова. По его представлению наше издательство приняло к рассмотрению рукопись статей сотрудников кафедры советской литературы. Редактором назначили меня. И я, и рецензент Юрий Андреев высказались против включения в сборник откровенно слабых статей двух кафедральных дам. Евгений Иванович попросил меня и Андреева принять участие в заседании кафедры, посвященной подготовке к изданию коллективного труда. Мы хорошо подготовились и аргументированно доказали, что злополучные две статьи публиковать невозможно. Обиженные преподавательницы яростно кричали: как смеют судить нас эти мальчишки, ведь еще совсем недавно они учились на нашем факультете!

Евгений Иванович подчеркнуто спокойно сказал, что приглашенные молодые люди – одни из лучших учеников присутствующих. Кафедра вправе гордиться ими, но вместо слов благодарности за профессиональную работу редактор и рецензент услышали оскорбительные высказывания двух педагогов. Самому ему стыдно, и он от имени кафедры просит Юрия Андреевича и Бориса Григорьевича принять извинение. Нашу работу одобрили все, кроме двух рассерженных дам.

В 1969 году в «Лениздате» вышла капитальная книга Е. И.Наумова «Сергей Есенин. Личность, Творчество. Эпоха». Мне, редактору, работать с автором было очень легко. Сам в прошлом издатель, Евгений Иванович внимательно и уважительно относился ко всем моим соображениям, замечаниям, даже мелким придиркам, вносил в рукопись необходимую правку.

Помню один забавный случай. На полях против фразы «Скифы были варвары» я не удержался и язвительно заметил: «Неужели?» При очередной встрече в редакции мой учитель, прочитав вслух «резолюцию», снял очки и озадаченно посмотрел на меня.

Я сказал, что отчетливо слышу, как эти три короткие слова произносит ученик пятого класса, но моя натура неисправимого придиры отказывается эту фразу воспринимать в серьезном исследовании почтенного доктора филологических наук, профессора. Евгений Иванович расхохотался и картинно поднял руки вверх. И тут же по-мальчишески заметил: «А сам-то, сам-то, помнишь, как в дипломной работе написал, что творческий путь Вадима Шефнера не был усеян розами? Фу, какая пошлость!» Пришлось поднять руки мне.

Летом 1957 года студенты Университета отправились на уборку целинного урожая в Кокчетавской области Казахстана. Сначала был митинг на Менделеевской линии, а затем длинной колонной под университетским знаменем мы прошествовали по Невскому проспекту до Московского вокзала. Расположились в обыкновенных теплушках. Точно в таких в начале войны отправлялись из Ленинграда в эвакуацию, только сейчас вагоны были оборудованы еще и высокими нарами. Я занял место на «втором этаже» рядом с Леней Левинским, Сашей Лущиком и Юрой Мунтяновым. Под звуки духового оркестра поезд тронулся. Дорога была долгая, на крупных станциях нас хорошо кормили в специальных пунктах питания. В дороге мы не скучали, рассказывали анекдоты, были и небылицы, распевали студенческие песни, чаще всего – «Фонарики», еще не зная, что их автор – Глеб Горбовский, широко отодвигали в сторону тяжелую дверь, садились на пол, болтали ногами «за бортом» вагона и любовались проплывающими мимо пейзажами.

У меня появился новый друг – Вальдемар Пырсиков, который не расставался с фотоаппаратом. Он беспрерывно щелкал затвором, делая профессиональные снимки «для истории». Однажды я спрыгнул с «верхотуры» и ногой ударился о его коленку. От резкой боли охнул и закрутился на месте. А Володя со спокойной улыбкой глядел на меня. В Свердловске по обыкновению наш эшелон загнали на запасной путь. Стоянка была довольно долгой, и наша компания решила хоть коротко осмотреть город. Мы быстрой трусцой бежали по эстакаде над переплетением рельсов. В какой-то момент я заметил, что Володя отстал, подождал его и схватил за руку, думая, что он просто устал. Но он дышал ровно и лишь сказал, что у него побаливает «лапа» и он лучше вернется в вагон.

На маленькой казахской станции Таинча нас встретил духовой оркестр, приветственные транспаранты. После короткого митинга колонна грузовиков по ровной степи домчала нас до центральной усадьбы совхоза имени Менжинского Ленинградского района. После сытной трапезы мы сразу же начали устраиваться, принялись изготавливать матрацы – набивать сухим сеном большие мешки, шумно спорили за самые удобные места в помещении. Весь день осваивали небольшое совхозное пространство, навещали девочек. Володя Пырсиков без устали нацеливал на нас объектив фотоаппарата. Вечером долго устраивались на ночлег. Утром надо было вставать рано.

Сначала мы, парни, занимались тяжелой земляной работой, затем стали изготавливать саманные кирпичи. Вот это нам очень понравилось. Широкую яму заполняли водой, соломой, глиной и песком. И тут начиналось самое интересное: с восторженным ревом залезали в яму и, положив руки друг другу на плечи, долго подпрыгивали, приплясывали, перемешивая тяжелую вязкую саманную массу. Потом ее загружали в деревянные ящики, а когда под жарким в тех местах солнцем кирпичи подсыхали, мы их аккуратно изымали из ящиков и раскладывали на земле для окончательной просушки. Со стороны нас можно было принять за детей, увлеченно играющих «в куличики».