Неостывшая память - [38]

Утром заступил на вахту. Вскоре на борт прибыла группа судей, и мы взяли курс на Финский залив. Справа проплывал величественный стадион имени Кирова.

В этих местах наш буксир ни разу не был. Дежуривший второй помощник капитана Семен Лукич мне полностью доверился и по каким-то своим делам спустился с мостика.

Ярко светило солнце, играло ослепительными зайчиками на водной глади, мешало глазам сориентироваться. Вешку ограждения фарватера я не разглядел, оставил ее справа по борту. На полном ходу буксир взлетел на намытую рекой песчаную косу. Судьи от неожиданности не смогли удержаться на ногах. Прибежал на мостик перепуганный Семен Лукич. Дали задний ход, но буксир даже не пошевелился: сели мы капитально. Хорошо, что под нами была песчаная коса и корпус не получил пробоины.

Мимо проходил небольшой буксирчик. Мы его позвали на помощь, но, как он ни старался, сдернуть нас с мели не сумел.

Случилось то, что когда-то должно было случиться: дало себя знать мое зрение. Жаль, что подвел под монастырь хорошего человека – помощника капитана. Он был уверен, что виною всему просто-напросто моя невнимательность. Я, само собой, получу по заслугам. А вот его ждут крупные неприятности.

Вечером прибыл мощный буксир, вытащил нас на фарватер, и мы своим ходом пришли на свое законное место у набережной Красного флота.

Эту ночь от пережитых волнений почти не спал. Ранним утром вышел на берег и побрел куда глаза глядят. Очнулся на Московском проспекте, недалеко от Фрунзенского универмага. Мимо с шипением прошли поливальные машины, прохожих становилось все больше и больше. Вот уже принялись за дело расклейщики газет. Я подошел к стенду, и мой взгляд остановился на короткой спортивной информации. Репортер сообщал, что очередной день Балтийской парусной регаты начался весьма необычно: судейский корабль… сел на мель.

…Оправдываться перед начальством я и не думал. Да и как оправдаешься, если кругом виноват! Лишь твердо заявил: указание второго помощника капитана оставить злополучную вешку слева не расслышал из-за того, что в рубке было много народу. А был ли Семен Лукич на мостике во время аварии, никто даже не спросил.

Наказали меня с максимальной строгостью: стал я матросом второго класса. Главное – пришлось распрощаться с красавцем РБ 122 и перейти на маленький черномазый буксирчик. Впрочем, грустить мне не пришлось, я сразу же ушел в очередной отпуск. К тому же мне еще полагался и отпуск на период выпускных экзаменов в школе, и отпуск для поступления в университет.

По утрам, едва перекусив, на трамвае доезжал до Московского парка Победы. В те годы он не был столь многолюден, как сейчас. Я облюбовал один из маленьких островков. Добирался туда очень просто: переплывал узкую протоку, держа над головой одежду и пару учебников. Никто мне не мешал, до вечера читал и перечитывал учебники и пособия. От усталости и голода начинала кружиться голова. Снова переплывал протоку и ехал к тете Лизе. По ее настоянию я поселился у нее.

В семье Шуваловых произошли два события: старшая дочь Люба вышла замуж и жила у мужа в Климовом переулке, а с детства обожаемый мною Саша уже давненько развелся с первой женой и теперь в его комнатке поселилась очень милая, приветливая, хозяйственная женщина Валентина Михайловна – полная тезка младшей дочери тети Лизы. Сама же тетя Лиза души не чаяла в новой невестке.

В конце июня я получил вожделенный Аттестат зрелости. Радостное, приподнятое настроение не покидало меня. Предстояло сделать последний рывок. Я уже знал, что для поступления в университет надо сдать пять экзаменов. Русский язык, литературу, историю, географию я должен одолеть, а вот английский, несмотря на старания Анжелики Пименовны, у меня все же здорово хромал.

Вспомнив о том, что мною интересовался генерал Остапенко, пришел на канал Круштейна. Вахтенный доложил обо мне кому-то по телефону, и я, волнуясь, поднялся по знакомой лестнице на второй этаж круглого здания. Почти сразу меня ввели в кабинет Федора Алексеевича.

Он был такой же, как и прежде: большая голова, мешки под глазами, внимательные, добрые глаза. Генерал вышел из-за стола, обнял за плечи, усадил рядом с собою на диван.

«Помню, как ты когда-то пришел ко мне, маленький, тощенький, с веревочкой вместо ремешка на сандальке. А теперь вон какой – взрослый, серьезный человек, – засмеялся он. – Ну, рассказывай о своих делах».

Я сказал, что пришел лишь доложить о получении Аттестата зрелости, поблагодарить его за все, что он сделал для меня, и что я никогда не забуду его доброту.

Федор Алексеевич был растроган. Он сказал, чтобы и впредь я сообщал ему о своих успехах, а он уверен, что успехи у меня обязательно будут. Теперь же мне надо готовиться к поступлению в любое ленинградское высшее военно-морское училище, при необходимости он постарается мне помочь.

У меня не хватило духу сказать, что военно-морская карьера мне не светит и что я строю совершенно другие планы на будущее…

Прошло несколько дней, и я принес в приемную комиссию ЛГУ заявление с просьбой допустить меня к экзаменам для поступления на отделение журналистики.