Неопознанная - [4]

И теперь за нас отвечала школа, но это ни о чем не говорило. Никого из учителей не заботило, чем мы занимаемся за закрытыми дверями, лишь бы не убивали друг друга. Склонные к распутству девицы и здесь находили возможность распутничать, а те, кому нравилось издеваться над животными, всегда могли поймать кошку. Только беглянки оставались не у дел, потому что школа пряталась так глубоко в лесах Пенсильвании, что удирать было некуда.

По столовой прошелестел шепоток:

– Она слишком юна, чтобы загреметь сюда за вождение в пьяном виде.

– И не выглядит достаточно храброй, чтобы постоянно убегать из дома.

– Ставлю на таблетки. Определенно.

– Еще предположения?

Я отключилась от голосов и вернулась к рисунку. Обрывки кошмара вспыхнули в памяти: фигура смотрит на меня во тьме, черты проявляются из тени, страх парализует.

Это уж слишком.

Моя рука дрожала, когда я боролась с желанием выдрать из блокнота лист и разорвать его в клочья. Мне до смерти надоело бояться. Хотелось спокойно заснуть, без мучений. А больше всего на свете я мечтала все забыть. Но не могла себе это позволить.

– Здесь никто не сидит? – Новенькая стояла напротив меня, поднос в ее руках подрагивал. – Ничего, если я здесь сяду?

Она выглядела даже моложе Приста – лет на четырнадцать, пожалуй.

Черные Ресницы язвительно засмеялись. Я уже отказывалась от приглашения сесть с ними в те немногие разы, когда ела в столовой. Видимо, они решили, что странности новенькой недостаточно им интересны, а это вполне убедительная причина, чтобы позволить девочке сидеть со мной.

Я махнула рукой на пустой стул напротив меня:

– Садись, конечно, пока стервятники не налетели.

Плечи девочки расслабились.

– Спасибо. Я Мэгги.

– Кеннеди.

Я вернулась к рисованию, надеясь, что новенькая поймет намек.

– Крутое имя.

– Вовсе нет. – Я даже не подняла головы.

Мэгги несколько минут молчала, гоняя по тарелке оранжевые макароны. Я чувствовала, что она рассматривает меня, но не отрывала глаз от листа. Зрительный контакт поощряет к разговору, а именно этого я и хотела избежать любой ценой.

– А ты почему здесь? Ох, извини… – Мэгги прикусила губу. – Это не мое дело. Мой папа говорит, что я вечно задаю слишком много вопросов.

Похоже, ее папа – бесчувственный подонок.

Как и мой.

– Я сбежала. – По крайней мере, именно это я сказала полиции и тете Диане. И прежде чем новенькая успела спросить почему, я сменила тему: – А как насчет тебя?

Она ткнула вилкой в макароны.

– Папа просто оставил меня здесь.

– Но чем ты настолько его разозлила?

По щеке Мэгги сползла слеза.

– Тем, что существую.

Карандаш замер в воздухе. Гнев в голосе Мэгги смешивался с болью, и это напомнило мне о дне, когда я в последний раз видела собственного отца. В то утро он уехал, а пятилетняя дочь провожала его взглядом, глядя в окно.

Мэгги отерла лицо рукавом и заглянула в мой блокнот.

– Ох, круто… и немножко пугает. Ты настоящий талант. Могу поспорить, твои картины однажды будут висеть в галерее.

Знакомая боль стиснула грудь. Мама твердила то же самое.

– Что это? – Мэгги всматривалась в рисунок.

– Так… Приснилось.

Глаза Мэгги вспыхнули.

– Самый простой способ избавиться от кошмара – рассказать о нем кому-нибудь. Тогда твое сознание перестанет бороться с дурным сном, и тот исчезнет.

Нет, мои кошмары не собирались исчезать.

– В реальной жизни такое едва ли возможно. – Я закрыла блокнот и встала, ножки стула скрипнули по деревянному полу. – Случаются и такие битвы, которых тебе не выиграть.

Я пошла прочь, не дожидаясь ответа. Последнее, что мне было нужно, – выслушивать советы ребенка, который плачет из-за того, что папа отправил его в причудливую школу в глуши. Моя мать мертва, а отца я не видела много лет.

Мои дни наполнены страхом и чувством вины, мертвыми птицами и пропавшими девушками.

И все обещало стать еще хуже.

Но чувство вины не проходило, и наконец я отпихнула поднос и направилась к комнате новенькой. Нашлась она легко. Единственная дверь, на пробковой дощечке которой не приколото никаких записок. От этого мне стало совсем плохо, будто я пнула ногой щенка.

Я постучала, мысленно повторяя извинения, сочиненные по дороге.

– Это Кеннеди.

Через пару мгновений постучала еще раз, прислушалась. Ничего. То ли ее не было, то ли она не желала со мной разговаривать.

Я перелистала первые страницы блокнота, заполненные сразу после того, как Лукас подарил мне его. Там вместо тревожных образов ночных кошмаров были схвачены радостные мгновения. Вот наполовину законченный портрет Приста, который обматывает ружье для пейнтбола серебряной липкой лентой. Вот Алара, укладывающая бутылку со святой водой в оружейный пояс, Лукас, играющий в «Тетрис», редкая улыбка Джареда… Их специализации – области умений, в которых они тренировались, – такие же разные, как и сами эти четверо. Однако каждое умение дополняло другие: Лукас шарил по базам данных всей страны, использовал добытую информацию для выслеживания паранормальных всплесков, Прист изобретал оружие для охоты на духов, с которым легко управлялся Джаред, а когда оружие не помогало, Алара пускала в ход искусство вуду, чтобы защитить всех.

Вместе они составляли Легион, и какое-то время я считала себя одной из них.