Неоновый мираж - [78]

– Слушай меня, ты, сукин сын...

– Нет, это ты слушай меня. Я собираюсь проводить выборочную проверку поступающих сюда вещей и оборудования. И если я обнаружу, что исчезло хотя бы одно полотенце, одно блюдо или одна ложка, тебе придет конец. Ты понесешь ответственность за все, что здесь пропало или пропадет. Ты ответишь перед Сигелом.

Он выглядел обиженным.

– Что ты имеешь против меня, черт возьми?

– Фред Рубински считает, что это ты убил его компаньона.

Он хрипло засмеялся:

– Возможно, что и я. Говорят, что он попал под машину, но за рулем, возможно, сидел я. Может быть, тебе не стоит связываться с парнем вроде меня?

Я толкнул его в жирную грудь:

– Может, тебе не стоит связываться с таким парнем, как «Багси» Сигел?

Он сглотнул слюну и, помолчав, кивнул.

– Я приму к сведению твои слова, – сказал он.

– Думаю, ты это сделаешь.

И я вышел через парадный вход «Фламинго» на улицу, где вечернюю мглу освещали десятки прожекторов; рабочие трудились над закладкой парка. Они будут работать всю ночь, разбрасывая и разравнивая землю, сооружая клумбы, высаживая экзотические цветы и кустарники. Тут же урчали моторами трактора-грейдеры, грузовики-самосвалы высыпали новые порции земли. Тут же, с других грузовиков, разгружали деревья. Мимо меня рабочий в комбинезоне провез на тачке маленькое пальмовое дерево.

Бен Сигел показывал ему, куда оно должно быть посажено.

Я с улыбкой покачал головой и, перешагнув через скопление электрических проводов, направился к стоянке, где меня ждал мой «бьюик».

Глава 19

На следующий день после Рождества – в четверг – Бен Сигел открыл дверь своего сказочного «Фламинго» для широкой публики, которая в этот день заполнила все вокруг. Яркие краски этой ночи словно подтверждали, что «Фламинго» – это дорогой рождественский подарок, который «Багси» Сигел преподнес миру и самому себе. Сорок акров бесплодной, песчаной почвы превратились в зеленые клумбы и лужайки с самыми разнообразными экзотическими деревьями и кустарниками, подсвеченными красными и синими огнями. Небо расцвечивали сверкающие огни фейерверка, создавая на «Фламинго» море огня, которое было видно на многие мили вокруг. Автомобили, двигавшиеся навстречу друг другу с обоих концов шоссе, вытянулись в длинную мигающую и сигналящую цепочку: два полисмена-регулировщика с трудом справлялись с этим автомобильным нашествием.

Море огней могло быть еще более ярким, если бы Сигелу удалось ввести в действие фонтан со светящимися струями. Однако в этот вечер фонтан молчал.

Я был вместе с ним в полдень, когда он пришел посмотреть на пуск водяной установки. Однако рабочий, который должен был запустить фонтан, забравшись в его чашу и согнувшись в три погибели, что-то высматривал там, внутри.

– Что, черт возьми, здесь происходит? – спросил его Сигел. – Ты готов запустить эту штуковину или нет?

– Все готово, только вот...

– Что там?

– Понимаете, мистер Сигел, нам нужно сначала вытащить оттуда эту проклятую кошку.

– Кошку? – Сигел отступил на шаг. – Где она, черт возьми?

– В сточном колодце. Кошка пробралась туда прошлой ночью. Там у нее котята. Нам надо выкурить их оттуда.

– Слушай, – сказал Сигел, направляя в него палец, словно это был наган, – ты утопишь эту кошку, или я вышвырну тебя отсюда.

– Вы – босс, мистер Сигел, – наладчик фонтана пожал плечами, – но фонтан не сможет работать сегодня вечером.

– Черт с ним. Это может подождать.

Когда мы отошли, я заметил:

– Я бы не сказал, что ты большой любитель животных.

– Я ненавижу кошек. От них у меня мурашки бегут по коже. Кроме того, среди игроков в азартные игры считается дурной приметой прикасаться к кошке.

Несмотря на темный, неработающий фонтан, открытие фантастичного «Фламинго» Бена Сигела было поистине пышным и грандиозным. Холл, казино были усыпаны свежими цветами – дар от кинопродюсеров и боссов преступного мира. Представители последнего должны были прибыть в субботу – на большой гала-концерт с участием голливудских звезд. Развешанные вокруг «Фламинго» плакаты обещали присутствие таких знаменитостей, как Вероника Лейк, Ава Гарднер, Уильям Холден, и других не менее известных звезд.

Единственным известным мне представителем уголовного мира был маленький темноволосый человек лет сорока, который зарегистрировался в «Ласт Фронтиер» под именем Джорджа Либермана.

– Ты знаешь, кто это? – Моу Седвэй, облаченный в смокинг, спросил меня, хитровато улыбаясь.

– Твой брат? – спросил я.

Оба они были евреями, оба маленького роста, с близко посаженными глазами и крупными носами. Но у того, второго, на лице было выражение уверенности и значительности, чего никак нельзя было сказать о Седвэе.

– Я бы не возражал, – сказал Маленький Моу. – Мы родились почти в одном и том же месте. – Затем, выдержав паузу, чтобы произвести большой эффект, он сказал: – Это Мейер Лански.

Я посмотрел на Седвэя как на сумасшедшего:

– Этот невзрачный коротышка?

– Я бы не советовал тебе называть его так в его присутствии, – сказал Моу.

Лански, в темном костюме и темном галстуке, сдержанно улыбался, беседуя вполголоса с Беном Сигелом, улыбка которого, как всегда, была широкой и открытой. Бен выглядел неотразимо в своем белом смокинге с розовой гвоздикой в петлице.