Неоновые Боги - [2]

Нет, лучше избегать его на каждом шагу.

Что-то, что было бы значительно легче сделать, если бы моя мать не была одной из Тринадцати.

Звук каблуков, звонко стучащих по мраморному полу, заставляет мое сердце учащенно биться в знак узнавания. Мама всегда шагает так, словно идет в бой. На мгновение я честно думаю о том, чтобы спрятаться за закрытой статуей Аида, но отбрасываю эту идею до того, как Мама появляется в дверях галереи статуй. Сокрытие только отсрочило бы неизбежное.

— Вот ты где. — Сегодня вечером она одета в темно-зеленое платье, которое облегает ее тело и

полностью вписывается в роль матери-земли, которую она решила наилучшим образом вписать в свой бренд как женщина, которая гарантирует, что город не останется голодным. Ей нравится, когда люди видят добрую улыбку и руку помощи и игнорируют то, как она с радостью косит любого, кто пытается встать на пути ее амбиций.

Она останавливается перед статуей своей тезки Деметры. Статуя щедро украшена и одета в струящееся платье, которое сливается с цветами, растущими у ее ног. Они сочетаются с цветочным венком, обвивающим ее голову, и она безмятежно улыбается, как будто знает все тайны вселенной. Я ловлю свою мать, практикующую именно это выражение.

Губы матери изгибаются, но улыбка не достигает ее глаз, когда она поворачивается к нам.

— Ты должна была общаться.

— У меня болит голова. — То же самое оправдание, которое я использовала, чтобы попытаться

избежать посещения сегодня вечером. — Психея просто проверяла, как я.

— Мм-хм. — Мама качает головой. — Вы двое становитесь такими же безнадежными, как и ваши

сестры.

Если бы я поняла, что быть безнадежной — самый верный способ избежать вмешательства матери, я бы выбрала эту роль вместо той, в которой была. Сейчас уже слишком поздно менять свой путь, но головная боль, которую я симулировала, становится реальной возможностью при мысли о возвращении на вечеринку.

— Я собираюсь уйти пораньше. Думаю, что это может перерасти в мигрень.

— Ты определенно не собираешься. — Она сказала это достаточно вежливо, но в ее тоне

слышалась сталь. — Зевс хочет поговорить с тобой. Нет абсолютно никаких причин заставлять его ждать.

Я могу с ходу придумать с полдюжины отговорок, но знаю, что мама не послушает ни одного из них. И все же я не могу не попытаться.

— Ты знаешь, ходят слухи, что он убил всех трех своих жен.

— Это, конечно, менее грязно, чем развод.

Я моргнула. Честно говоря, не могу сказать, шутит она или нет.

— Мама…

— О, расслабься. Ты такая напряженная. Поверьте мне, девочки. Я знаю лучше.

Моя мать, вероятно, самый умный человек, которого я знаю, но ее цели — это не мои

цели. Однако легкого выхода из этого нет, поэтому я послушно зашагала рядом с Психеей, следуя за ней из комнаты. На мгновение мне показалось, что я почувствовала, как напряженно статуя Аида смотрит мне в спину, но это чистая фантазия. Аид — это мертвый титул. Даже если бы это было не так, моя сестра, вероятно, права; он был бы таким же плохим, как и все остальные.

Мы покидаем комнату со статуями и проходим по длинному коридору, ведущему обратно на вечеринку. Она как и все остальное в башне Додона — большое, чрезмерное и дорогое. Коридор вдвое шире, чем нужно, и каждая дверь, которую мы прошли, по крайней мере на фут выше, чем обычно. Темно-красные шторы свисают с потолка до пола и отодвигаются по обе стороны дверей — дополнительный штрих экстравагантности, в котором пространство, безусловно, не нуждалось. Это создает впечатление прогулки по дворцу, а не по небоскребу, возвышающемуся над верхним городом. Как будто кому-то грозит опасность забыть, что Зевс назвал себя современным царем. Честно говоря, я удивлена, что он не ходит с короной, которая соответствует короне его статуи.

Банкетный зал больше похож на тот же самый. Это массивное, обширное пространство с одной стеной, полностью занятой окнами, и несколькими стеклянными дверями, ведущими на балкон с видом на город. Мы находимся на верхнем этаже башни, и вид действительно потрясающий. С этой точки человек может видеть значительную часть верхнего города и извилистую полосу черноты, которая является рекой Стикс. А на другой стороне? Нижний город. Он сильно отличается от верхнего города, здесь наверху, и с таким же успехом он мог бы быть на Луне, если бы большинство из нас могло до него добраться.

Сегодня вечером балконные двери плотно закрыты, чтобы никому не мешал ледяной зимний ветер. Вместо вида на город темнота за стеклом превратилась в искаженное зеркало комнаты. Все одеты в пух и прах, радуга дизайнерских платьев и смокингов, вспышки ужасно дорогих драгоценностей и украшений. Они создают тошнотворный калейдоскоп, когда люди движутся сквозь толпу, смешиваясь, общаясь и капая красивым ядом с накрашенных красных губ. Это напоминает мне зеркало в доме развлечений. Все в отражении не совсем то, чем кажется, несмотря на всю его предполагаемую красоту.

Вокруг остальных трех стен висят гигантские портреты двенадцати активных членов Тринадцати. Это картины маслом, традиция, которая восходит к началу Олимпа. Как будто Тринадцать действительно думают, что они похожи на монархов прошлого. Художник, безусловно, позволил себе некоторые вольности с некоторыми из них. Более молодая версия Ареса, в частности, совсем не похожа на самого человека. Возраст меняет человека, но его челюсть никогда не была такой квадратной, а плечи — такими широкими. Этот художник также изобразил его с гигантским палашом в руке, хотя я точно знаю, что этот Арес завоевал свое положение, подчинившись арене, а не войне. Но тогда, я полагаю, это не создает столь величественного образа.