Неоконченный роман одной студентки - [31]

— Тебе и двести палок по голой заднице будет мало, — взревел, вконец потеряв терпение, профессор. — В дезинфектор, живо!

— Но я прошу вас, не будьте, как великий инквизитор! — очаровательно замигала гетера крашенными хной ресницами. — Хаире, Александр! — помахала она рукой молодому инженеру, стоявшему с сокрушенным видом возле машины. Это древнегреческое приветствие и спустя столько веков переводилось на болгарский приблизительно как «Радуйся!» или «Будь здоров и весел!», но Циана тут же как обычно перемешала языки и эпохи: — Хаире, Александр, моритури те салутант! — закончила она выражением, которым идущие на смерть гладиаторы приветствовали римского императора.

Инженер, не знавший древних языков, потом долго, мучительно страдал не только оттого, что больше не видел своей возлюбленной, но и потому, что не понял, что она сказала ему на прощанье.

Досадные процедуры в дезинфекционном отделении приходилось терпеть каждому возвратившемуся из полета хрононавту. С машиной было проще — ее загоняли в камеру и на несколько часов обволакивали облаком какого-то газа, в то время как для ее пассажиров это облако означало завершение процедуры. Сначала они глотали разные шланги, чтобы очистить внутренности от всего, что они ели во время пребывания в чужих эпохах. Затем их окунали во всякие вонючие растворы, и только потом они принимали обыкновенный ароматизированный душ и продолжительную воздушную ванну с аэрозольными препаратами, проникающими в самые глубинные альвеолы их легких, чтобы убить любой загнездившийся там вирус.

Зная взбалмошный характер бывшей студентки, профессор несколько раз заглядывал в дезинфектор, чтобы проверить, насколько добросовестно она выполняет предписанные процедуры, пока Циана, раздраженная процедурами, не крикнула:

— Вы как те сладострастные старцы, что подглядывали за купающейся Сусанной!

Профессор не знал, с какой Сусанной сравнила себя его дипломница, — он был специалистом по техническому обеспечению полетов, а не по историческим программам. Однако сравнение здорово задело его, и он почувствовал себя оскорбленным.

— Не задерживайся, комиссия давно ждет!

— Значит, ареопаг все еще заседает, а? Может, лучше завтра, а то сегодня я очень устала!

— Нельзя. Члены комиссии очень спешат. И обдумай хорошенько, что ты им скажешь, потому что они прямо из себя выходят! — крикнул ей профессор, дожидавшийся ее за тонкой стеной камеры.

— Но здесь нет моей одежды. Все в подготовительном отделении.

— Возьми один из халатов и давай побыстрее! — рявкнул от досады и обиды за сравнение со сладострастными старцами профессор.

Потом, когда подвижный тротуар переносил их по бесконечным институтским коридорам к одному из залов для семинаров, он почти с отцовским огорчением сказал ей:

— Циана, раньше я из педагогических соображений умалчивал, что ты не подходишь для таких полетов, и в своих отзывах был к тебе слишком снисходителен, но всему есть предел, так что больше не рассчитывай на мою поддержку.

— Извините за неприятности, которые я вам причинила, — сказала она, пав духом, потому что шланги уже выкачали из нее коринфское вино все до последней капельки.

Он поглядел на ее лицо, разрумянившееся от бани, и невольно, без всякого сладострастия, заглянул ей в вырез халата.

— Ох, и сам не знаю, отчего ты мне так симпатична, Хронос бы тебя проглотил! Потом загляни ко мне в кабинет, у меня к тебе есть одно предложение. Ну ладно, ни пуха тебе, как говорили в двадцатом веке. — И он подтолкнул ее к двери, за которой заседала комиссия.

Вздрогнув, словно от далекого воспоминания, Циана обернулась к нему:

— А вы там были?

Этот первый из запрещенных для посещения веков остался в ней как мечта, как далекое, смутно уловимое переживание.

— Я везде побывал! Ну ладно, жду тебя! — ответил профессор с ленты транспортера, быстро удаляясь.

Но ей было уже не до него. За дверью ее ждал во всей своей строгости двадцать четвертый век.

В зале семинаров заседали не достолепные мудрецы ареопага, оказаться перед которыми она мечтала. Классическим полукругом сидели сравнительно молодые мужчины и женщины, и Циана хорошо знала этих неумолимых правдолюбцев, знала, что рассчитывать на снисхождение не стόит.

— Коллега, — строго встретил ее на пороге профессор эллинской истории, которому она в свое время успешно сдала экзамен. Он руководил и ходом подготовки ее визита к Праксителю. — Вам не кажется, что у вас несколько неподходящий вид?

— Мне велели прийти немедленно, а вся моя одежда осталась в подготовительном отделении дезинфектора, если нужно, я быстро…

— Ладно, садитесь! — приказал он, и Циана сообразила, что комиссия спешит, чтобы не допустить ее контактов с другими людьми.

Теперь она увидела и стул, стоящий — словно для подсудимого — посреди зала. В ней сразу поднялась волна протеста, и под обстрелом дюжины пар впившихся в нее глаз она села на стул с выражением дерзкого достоинства.

— Рассказывайте все по порядку, со всеми подробностями — с самой первой минуты!

— Если хотите знать, то все вовсе не так, как вы объясняете на лекциях! — выпалила Циана.

Комиссия, отгородившаяся от нее своими справочными компьютерами, обеспокоенно задвигалась.