Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки - [261]

В то время как диктор произносил эти слова, на заднем плане показались люди в белых халатах. Они держали носилки, на которых лежал до половины прикрытый простыней человек, и направлялись к стоявшей у тротуара санитарной машине-фургону. Задние двери фургона были распахнуты, и, когда санитары втаскивали в него носилки, лицо раненого на мгновение оказалось хорошо различимым. Это было лицо того самого человека, которого Рихард принял за Герберта.

Ужас сковал Рихарда. Его неподвижный взгляд был прикован к телеэкрану, хотя санитарная машина уже уехала, а спустя минуту-другую изображение магазина и все, что было с ним связано, исчезло и на экране остался только диктор, который рассказывал что-то о конкурсе говорящих птиц… Рихард оцепенело сидел перед экраном.

Наконец он пришел в себя. Выключил телевизор и стал поспешно ходить взад и вперед по комнате, мысленно повторяя: „Нет, нет! Не может быть… Это был Герберт! Я узнал его! Это был Герберт, Герберт! — Он остановился на мгновение. — Хорошо, — решил он, — сейчас я проверю!“

Он схватил телефонную трубку и набрал номер Герды. Она ответила тотчас же.

— Здравствуй, дорогая, — сказал Рихард, стараясь ничем не выдать своего волнения.

— Здравствуй, Рихард, милый! — послышалось в ответ. — Рада тебя слышать! Куда ты пропал?

Герда говорила дружески, даже ласково. Ничто не показывало, что она взволнована его звонком.

— Немного простудился и пару дней не выходил, — произнес Рихард первое пришедшее ему в голову объяснение.

— Так почему же ты не позвонил? Я бы приехала к тебе, вызвала бы врача.

— Да ерунда! — небрежно ответил Рихард. — Я просто не хотел тебя волновать. А сейчас уже все в порядке, температура нормальная.

— Тогда, может быть, приедешь?

— А не поздно? — Рихард бросил взгляд на часы.

— С каких пор ты стал беспокоиться о времени? — то ли с усмешкой, то ли с обидой в голосе спросила Герда.

— Тогда, если не возражаешь, я сейчас приеду.

— Жду! — Герда положила трубку.

По дороге Рихарда неотступно преследовала мысль о том, что вместо Герберта он убил или тяжело ранил ни в чем не повинного человека. О, насколько бы легче ему было, если бы тот человек оказался Гербертом, коммунистом! Оставалось только одно оправдание: рука этого Бруно, или как там его звали, — была уже вблизи кнопки сигнала тревоги.

…И вот Рихард входит в квартиру Герды. Она встречает его с радостной улыбкой. На ней домашний халат, туго перетянутый поясом, отчего и без того тонкая талия кажется еще тоньше, ее обычно собранные в тугой пучок волосы сейчас распущены, на лице Герды нет никакой косметики, даже губы не подкрашены, и поэтому глаза ее кажутся Рихарду еще более голубыми, чем обычно.

И снова, как всегда, когда он встречал Герду, Рихарда покинули все мысли, все, кроме одной: сознание, что Герда рядом, что они опять вместе и ничто и никто не в силах их разлучить.

Впрочем, на этот раз одна затаенная мысль все же как бы скреблась глубоко в душе Рихарда. Ведь если Герберт жив, значит, по-прежнему есть основания предполагать, что между ним и Гердой существуют отношения не только дружеские… Это подозрение все еще копошилось в душе Рихарда даже в тот момент» когда они обнялись и поцеловались.

— Идем на кухню! — сказала Герда, опуская свои руки и мягко освобождаясь от объятий Рихарда.

Когда ты позвонил, я решила приготовить кофе. Вода, наверное, уже закипела.

В кухне стоял небольшой квадратный стол, покрытый цветной клеенкой, и возле него, по обеим сторонам, два стула. На газовой плите похлопывал крышкой кипящий эмалированный чайник.

— Сейчас я займусь кофе, — сказала Герда, снимая чайник с конфорки. — А ты посиди. К сожалению, почему-то запоздали вечерние газеты. Наверное, из-за этого налета на магазин. Ты смотрел телевидение?

— Да, — коротко ответил Рихард.

— Какое варварское нападение! Я еще понимаю — просто ограбить кассы. Но при этом убить ни в чем не повинного человека!

— Но телевидение сказало, что он не убит, а ранен.

— Тяжело ранен! — поправила его Герда и добавила: — А может быть, он уже умер в больнице.

Рихард ничего не ответил, исподлобья наблюдая, как Герда достает из висящего на стене белого шкафчика банку с кофе, а из холодильника бутылку сливок.

— Я думаю, что сливки надо немного подогреть, иначе кофе будет холодным, — деловито произнесла Герда, отлила из бутылки немного сливок в маленькую кастрюльку с длиной ручкой и поставила на огонь. Затем снова подошла к настенному шкафчику, достала из него пачку печенья, Надорвала бумагу и положила пачку на стол. Потом сняла с огня кастрюлю со сливками, достала с полки две чашки, насыпала в них кофе…

— Тебе с сахаром? — спросила она.

— Да, если можно, — ответил Рихард.

— А я считаю, что сахар только портит вкус кофе, — сказала Герда, ставя на стол сахарницу. — Ну… кажется все. Извини за скудость стола. Я дома не веду никакого хозяйства.

…Они молча выпили кофе и перешли в спальню.

— Ты останешься? — спросила Герда.

Рихард вздрогнул. Проклятая мысль о Герберте вновь засвербила в душе.

— Да, если разрешишь, — не глядя на Герду, произнес Рихард и неожиданно для самого себя добавил: — И… если ты никого не ждешь.