Неоконченный портрет. Нюрнбергские призраки - [224]

— Конечно.

— И принять гражданство ФРГ? Ведь у тебя аргентинский паспорт и виза на три месяца?

— Да… Я даже не знаю, насколько трудно будет уладить все формальности.

— С божьей помощью все легко. Gott mit uns [9], как любят говорить твои соотечественники.

— Вы не могли бы в этом случае выступить в роли господа бога? — с улыбкой спросил Рихард.

— Попробую, — сказал Гамильтон, — но при одном условии.

— Каком? — насторожился Рихард.

— Ты вступишь в НДП и займешься политической деятельностью всерьез. Я хочу, чтобы ты сделал карьеру в партии, которая, возможно, со временем придет к власти.

— Вы хотите, чтобы я стал политиканом, одним из тех, кто с утра до вечера чешет языком? — с раздражением воскликнул Рихард.

— Я хочу только одного, — чеканя слова, ответил Гамильтон. — Я хочу предостеречь тебя: никаких авантюр! Ты должен тщательно изучить политическую ситуацию в Германии. В результате выборов у власти могут оказаться социал-демократы во главе с Брандтом. И тогда правительство пойдет на примирение с Москвой и со всем восточным блоком. А задачей твоей партии станет борьба за то, чтобы оставить германский вопрос открытым, а положение на восточных границах считать лишь временным.

— Большое спасибо за ваши советы, — с несколько преувеличенной вежливостью проговорил Рихард. — Я их, конечно, учту. И если мне предложат участвовать в какой-либо схватке, я обязательно посоветуюсь с вами.

— О-бя-за-тельно! — с расстановкой повторил Гамильтон, сверля Рихарда своим взглядом. — Иначе отдашь богу душу где-нибудь под забором. Кстати, имей в виду: затеешь какую-нибудь глупость, я узнаю об этом еще до того, как ты успеешь ее сделать.

— Еще до того?.. — удивленно переспросил Рихард. — Каким образом?

— Считай меня пророком. Или ясновидящим. Впрочем, я, конечно, шучу! — Гамильтон встал…

Что ж, на сегодня хватит. Не знаю, запомнишь ли ты мои советы, но об одном помни: ты мне дорог.

— Но чем я заслужил… — .начал было Рихард.

— Считай, что мне дорог каждый борец против коммунизма. А о моих давних связях с твоими родителями я уже не говорю.

Гамильтон подошел к письменному столу, черкнул что-то в блокноте и вырвал листок. Затем выдвинул верхний ящик и достал оттуда какой-то конверт. По-дейдя к Рихарду и протягивая ему листок, он сказал:

— Это мой телефон. Звони мне в любое время… И возьми конверт.

В большом незаклеенном конверте Рихард увидел пачку денег.

— Что вы, мистер Гамильтон!.. Зачем?.. Как можно?! — растерянно пробормотал Рихард, пытаясь вернуть конверт американцу.

Но Гамильтон, заложив обе руки за спину, сказал с усмешкой:

— В компанию, которую ты со временем возглавишь, я хочу войти на правах акционера. А пока я настоятельно рекомендую тебе сменить пансионат на собственную квартиру. Либо купить, либо снять на длительный срок. А это обойдется недешево.

— Но у меня много денег! — воскликнул Рихард, все еще пытаясь отдать конверт Гамильтону. — Отец об этом позаботился.

— Денег никогда не бывает слишком много, — наставительно произнес американец. — Особенно при здешней дороговизне. Я рад, что в свое время помог твоим родителям. А теперь я хочу хоть немного, помочь сыну… — И уже повелительным тоном добавил: — Положи деньги в карман. И прекратим разговор на эту тему!

Рихард понял: возражать бесполезно. Он сунул конверт во внутренний карман пиджака.

— Вот и хорошо! — улыбнулся Гамильтон. — Он подошел к Рихарду еще ближе: — А теперь попрощаемся!

Тот протянул было руку, но Гамильтон, обхватив его голову обеими руками, прикоснулся своими тонкими, плотно сжатыми губами ко лбу Рихарда.

Потом, слегка оттолкнув его от себя, сказал:

— А теперь поезжай. Машина у подъезда. И звони. Мы еще не раз встретимся.

По дороге в пансионат Рихард пытался разобратьея в том, что произошло. Он думал: «Что ему от меня надо, этому американцу? И кто он в конце концов такой?»

Выходя из кабинета Гамильтона, Рихард еще раз взглянул на медную табличку справа от двери. Там было написано:

Арчибальд С. Гамильтон «Америкэн Джорнэл»

Рихард знал о «Америкэн Джорнэл» — правда, больше понаслышке. Кажется, это была крайне правая газета, как и все издания Херста. «Но какое Гамильтону дело до меня? — размышлял Рихард — В том, что он говорил, явно ощущалась какая-то цель.

Но какая? Удержать меня от реальной борьбы? Склонить к так называемой политической деятельности, иными словами, пустопорожней болтовне? Может быть, отец просил американца „присмотреть за сыном“? Может, Гамильтон так старается потому, что и отец в свое время оказал ему какую-то услугу? И еще эга история с деньгами…»

Вспомнив о деньгах, Рихард вытащил из кармана конверт и заглянул в него.

«Нет, — подумал он, — отказаться от реальной борьбы меня не уговоришь. И деньгами тоже не купишь! Обо всем этом надо рассказать Клаусу. Ведь он знаком с Гамильтоном».

…Было около семи вечера, когда Рихард вернулся в пансионат. Он вдруг почувствовал, что очень голоден. Подойдя к стойке портье и взяв свой ключ, он спросил:

— Буфет еще открыт?

— Да, конечно, — ответил портье и добавил: — Для вас тут записка, герр Альбиг.

Не оборачиваясь, портье протянул руку назад, немного пошарил в одной из ячеек для ключей и вытащил оттуда сложенную вдвое бумажку. Не отходя от стойки, Рихард развернул ее и прочитал: «Звонил герр Клаус Вернер. Просил передать герру Альбигу, что уезжает на два дня в Дюссельдорф по банковским делам. Советует воспользоваться этим временем и осмотреть город. По возвращении немедленно позвонит».