Неоконченный портрет. Книга 1 - [39]

Он вызвал Хассетта, сказал ему, что постарается закончить работу над речью завтра, а пока что пусть зайдет Рилли.

Черноволосый, похожий на голливудского киноактера Майк Рилли появился незамедлительно.

— Я собираюсь на прогулку, Майк, — сказал Рузвельт.

— Куда именно, сэр? — осведомился Рилли.

Обычно прогулки президента ограничивались поездкой по деревне или в живописное местечко Ла Грэйндж, откуда открывался красивый вид на окрестности. Маршрут этих прогулок был уже отлично разработан охраной. Достаточно было двух трех условных сигналов по телефону или по радио, чтобы обеспечивалась безопасность маршрута.

Рилли надеялся в ответ на свой вопрос услышать «В сторону Ла Грэйндж», что означало бы, что Рузвельт выбрал прежний, привычный маршрут, но президент, словно назло ему, сказал:

— В горы. На вершину Пайн Маунтин.

— Может быть, вы разрешите дать вам сопровождающего, господин президент?

— А кто тебе сказал, Майк, что я поеду один? — с легкой усмешкой переспросил Рузвельт.

«Идиот!» — мысленно обругал себя Рилли. Забота о безопасности президента была главным делом его жизни. В Тегеране, в Ялте, в Каире, на Мальте Рилли оцеплял улицы, по которым мог проехать президент. Посылки на имя Рузвельта просвечивались рентгеновскими лучами.

Примерно сорок тысяч писем ежемесячно поступало в Белый дом. Пять тысяч из них немедленно становились достоянием Рилли. Это были письма тех, кто клялся свернуть президенту шею или пристрелить его на месте...

Рилли обижало подчеркнуто пренебрежительное отношение президента к секретной службе. Но он утешал себя тем, что отвечает за жизнь одного из лучших президентов, которые когда-либо управляли страной.

«Идиот», — повторил про себя Рилли, чувствуя, что краснеет. Конечно же, президент поедет не один, а с Люси Разерферд! Эта женщина предана ему больше, чем самый бдительный охранник.

— Сейчас шесть сорок, — подчеркнуто официально сказал Рилли, взглянув на свои ручные часы. — Когда выезд?

— Через двадцать минут. Тебя это устраивает, мой ангел-хранитель? Или ты должен испросить согласия у своего хозяина — господа-бога?

— Мой хозяин — вы, сэр, — не принимая шутки, ответил Рилли и вышел из комнаты.

Они выехали ровно в семь. Чтобы собраться, Люси не понадобилось и двадцати минут. Всю вторую половину дня она, видимо, только и делала, что ждала, когда президент позовет ее в гостиную или пригласит на прогулку.

Рузвельта перенесли в его «форд», а в три минуты восьмого стоявшая в ожидании на пороге своего коттеджа Люси вошла в машину и села рядом с президентом.

На Люси была широкополая шляпа. Рузвельт хотел сказать, что для поездки в открытой машине больше подошла бы другая шляпа, но промолчал. Из-под широких полей этой шляпы глаза Люси казались еще более лучистыми и глубокими, чем всегда.

— Куда мы поедем? — спросила Люси. — К Ла Грэйндж?

— Нет. Я разлюбил это место. Теперь я предпочитаю Пайн Маунтин. — Он показал на высокий, пологий холм, подернутый предвечерней дымкой. — Ближе к небу...

Обитатели «Маленького Белого дома» уже успели наговорить Люси немало тревожного о том состоянии, в котором находится президент. Поэтому последние его слова произвели на нее мрачное впечатление. Она сделала все, чтобы президент этого не заметил.

— Ты намекаешь на то, что браки заключаются на небесах? — с улыбкой спросила она.

Несмотря на веселый тон, шутка прозвучала искусственно.

Люси впервые была наедине с Рузвельтом после того, как он вернулся из Ялты. Она знала: президент занят, безумно занят! Несколько раз поднимала телефонную трубку, чтобы вызвать Белый дом. Она не сомневалась, что Хэкки раздобыла бы ей президента, где бы он ни находился. Недаром о ней говорили: «Если человек жив и обитает на этой планете, Хэкки непременно до него дозвонится». Люси наверняка услышала бы в ответ: «Сейчас попробую, дорогая!» Или: «Ну, конечно! Президент будет очень рад!»

Однако в последние месяцы Люси не звонила в Белый дом. Может быть, она смирилась наконец с неумолимым временем, с тем, что война наложила тяжелое бремя на плечи президента, он постарел, да и сама она....

«Нет, нет, нет! — в то же время упорно твердила, почти кричала себе Люси. — Наше чувство не подвластно времени!»

Дело было не в том, что перед глазами Люси всегда стоял образ того Рузвельта, с которым она познакомилась много лет назад, — молодого, красивого, сильного. Но и жестокая, безысходная болезнь, превратившая полного сил человека в инвалида, лишь еще больше привязала Люси к нему. Если бы он не был женат, если бы не занял впоследствии самый высокий пост в государстве, она, Люси, казалось, могла бы заменить ему всех: жену, секретарей, камердинера, кухарку. У нее хватило бы сил на это.

В такой же любви к президенту Люси воспитывала и свою дочь Барбару.

Сравнительно недавно она познакомилась с Елизаветой Шуматовой. популярной художницей, русской эмигранткой, покинувшей родину вместе с семьей за несколько дней до Октябрьской революции. Муж Елизаветы был командирован Временным правительством в Соединенные Штаты для переговоров о поставках оружия России — первая мировая война еще продолжалась. Воспитанная в дворянской военной семье, с детства знавшая английский язык, обладавшая даром художницы-портретистки, Шуматова быстро акклиматизировалась в Штатах. Теперь, когда ей было за шестьдесят, она пользовалась известностью в светских кругах Вашингтона, Нью-Йорка и других крупных городов Америки.