Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [34]
Но во время вынужденного сидения под дождем мы, наконец, решили, что ее можно «слепить» из пяти простыней и матрасной наволочки, которые у нас были. Сначала мы сшили простыни и, соединив их, получили крышу палатки. Затем, когда перестал, наконец, лить дождь, мы при помощи веревок растянули то, что получилось, между деревьями и пришили к этому остову палатки пятую простыню, которая составила часть задней, вертикальной ее стенки.
А из матраса сделали недостающие части задней стенки и нижние вертикальные полы палатки. Передней стенки с дверным клапаном мы решили не делать, так как совсем уже не было для этого материала, и, главное, мы решили, что она не нужна потому, что, во-первых, палатка будет очень мала и в ней смогут поместиться только люди, а печку поставить будет некуда. А, во-вторых, без передней стенки палатка нам казалась просторнее, так как каждый мог входить непосредственно на свое место в ней и выходить так же наружу, минуя перемещения вдоль передней стенки, чтобы достигнуть дверного клапана.
Палатки геологов шили из подручных материалов: скатертей, простыней и т. п. Геологическое снаряжение, обувь, рюкзаки, одежда, с точки зрения современного человека, были не просто аскетическими, а убогими. Фото 40-х гг. XX века.
Генеральное испытание палатки прошло само по себе вскоре после того, как мы ее сшили. Когда, сделав маршруты близ устья Бургагы и в ее нижнем течении, мы отправились в верхнее течение ее, откуда нужно было перевалить на Детрин в ручьи Турист, Мечты, Лесные братья, мы, наконец, нашли низкую седловину, через которую можно было пройти с вьючным караваном, и поставили там палатку, потому что наступил вечер и пошел дождь. Утром мы не пошли дальше из-за того, что мокрая палатка обмерзла и была засыпана снегом, а потом опять начал моросить дождь. Это продолжалось еще две ночи и день, которые мы проводили, лежа в палатке. А мы — это я, Парфенюк, Орловский и рабочие Евпанешников и Сафронов. Палатка хорошо спасала нас от дождя, хотя было тесновато. Можно было, сохраняя неподвижность, сидеть и лежать в ней. От холода спасал костер, разведенный против открытой стороны.
Это сидение под дождем памятно тем, что за эти два дня было съедено огромное количество галет. Их было во время выхода в маршрут по подсчетам, кажется, Парфенюка 300 штук, и они занимали целый рюкзак. Все единодушно приписывали уничтожение львиной их доли Парфенюку, который действительно жевал их непрерывно, предварительно поджаривая их у костра или подогревая на плоской каменной плитке, нагретой у костра. Сам А. Н. Парфенкж не оспоривал, что любит покушать, и по этому поводу даже рассказал, как однажды, еще до службы в Красной Армии, когда он работал на рыбных промыслах на Белом море, ему где-то пришлось долго оставаться одному и несколько дней голодать из-за отсутствия пищи. Потом, когда привезли хлеб, а его было 54 кг, он набросился на эту пищу и разделался с ней за 9 дней. Получалось, что он съедал в среднем ежедневно по 15 фунтов. Мы ему не верили, а он клялся, что это правда. Рассказывал, что хлеб ему привезли белый и черный, и что он жарил на растительном масле гренки то из белого хлеба и ел их с черным хлебом, то, наоборот, для разнообразия жарил гренки из черного хлеба и тогда ел их с белым. Хотя эпизод с галетами и подтверждал вероятность рассказанной Парфенюком хлебной эпопеи, мы все принимали это за анекдот и не верили ему. Сам Парфенюк по своей комплекции был вовсе не огромный и не толстый, а скорее небольшой, ниже среднего роста и ниже средней упитанности или даже худощавый человек.
Мне было досадно, что произошел такой случай, когда уже кончилось лето, а нужно было выполнить еще кусок работы и теперь приходилось возвращаться на свою стоянку за галетами. Я, конечно, винил себя в том, что допустил такой вредительский акт со стороны Парфенюка, хотя предусмотреть и предотвратить такой случай было невозможно или очень трудно. Я был убежден, что он проделал это преднамеренно, думая, должно быть, что это остроумная выходка.
От стоянки мы сделали маршрут с выходом на рудничный поселок Бутугычаг. Там встретил я Б. Л. Флерова, который рассказывал мне, брату и его жене о том, что уже подписан приказ об организации нового Тенькинского районного геолого-разведочного управления, в которое переведена и моя партия.
Уже чувствовалось, что прошло лето, что наступило новое время года. Чувствовалось и приближение холодов и ненастной погоды.
Помню и сейчас, как мы выходили в первый маршрут к перевалу, из которого вынуждены были вернуться из-за галетной диверсии А. Н. Парфенюка. Было ясное солнечное утро начала сентября, когда мы собрались выходить. Помню, наварили компота из красной смородины и пили его перед выходом. Уже выйдя, я увидел, что по небу потянулись перистые облака — верный признак надвигающегося циклона — дождя и непогоды. Этот прогноз полностью подтвердился дождями на перевале с галетной диверсией.
Гуси
Ненастье наступило сразу же после нашего выхода из рудничного поселка, в первую же ночь. Утро следующего дня было дождливое. Опять мы радовались тому, что сшили себе палатку, и поэтому можем в ней, а не под открытым небом, встречать ненастную погоду.
