Неоконченная повесть - [2]

Помимо истории семьи, автор пишет о процессах и изменениях в еврейском обществе на фоне событий и переворотов в России тех лет. У него была прекрасная память. Большинство фактов в книге соответствуют действительности, хотя имена и фамилии действующих лиц отец мог изменить. Кроме того, с присущим ему научным подходом он проработал всю доступную историческую литературу по интересующим его темам на русском языке и на идише. Например, суд над хедером, описанный в 24-26-й главах книги, действительно имел место в Витебске в январе 1921 года и продолжался в течение недели. В те бурные времена рушился привычный уклад жизни в еврейских местечках. Это были смутные годы развала царской России, гражданской войны, Октябрьского переворота и, в конце концов, установления власти большевиков. Это сопровождалось погромами и бандитизмом, ликвидацией еврейских школ и культурных центров, запрещением языка иврит. Но, с другой стороны, была отменена черта оседлости, и еврейской молодежи предоставили равные права на образование. Еврейское общество расслоилось: часть уехала, но большинство еврейского населения поверило в коммунизм, и многие из его представителей, несмотря на ликвидацию национальный жизни и языка иврит, приняли активное участие в строительстве «нового мира». Автор принял революцию, она дала ему возможность получить образование и стать известным ученым, но, в то же время, он до конца жизни был предан еврейству и языку иврит.

В условиях сталинской диктатуры такое сочетание было идеологически несовместимым и требовало большого мужества. И как только появилась возможность, он стал инициатором нашего отъезда в Израиль. К сожалению, отец не дожил до этого времени. Семья приехала в Израиль в 70-х годах прошлого века. Прах Цви Прейгерзона покоится на кладбище киббуца Шфаим, рядом с ним похоронена мама, Леа, умершая в Тель-Авиве. У внуков и всех правнуков родной язык – иврит. И это самый ценный подарок для Цви, иврит для которого был его душой, его жизнью. Исполнилось также и его заветное желание: его произведения были опубликованы в Тель-Авиве.[2]

Веньямин Прейгерзон

Июль 2011

Глава 1

Горовцы всегда были меламедами[3] – издавна, из поколения в поколение. Прибыли с этой профессии немного, в богачи не выбьешься. Но не зря сравнивают меламеда со священным сосудом, полным веры и непоколебимого упорства. Хотя живут эти люди, как все – женятся, пестуют семьи, растят детей… – обычная жизнь.

С чего начнем? Не с тех ли далеких дней, когда еще царствовал русский царь, и власть его казалась столь же неколебимой и вечной, как и упорство меламедов? Йоэль, сын Моше Горовца, появился на свет за несколько лет до известных событий 1 марта 1881 года[4], когда был убит тогдашний самодержец Александр Второй. Словно в ответ на убыль императорской семьи, у Горовцев с тех пор что ни год рождался новый ребенок. Можно представить себе, какой гвалт стоял в этом доме – даже в отсутствие шумной компании учеников. А уж когда хедер[5] был полон – ох… – впору было уши затыкать. Но, как говорят умные учителя, дети есть дети. Если ребенок вял и малоподвижен – пощупай ему лоб – не заболел ли? Лбы у детей в доме меламеда Моше можно было не проверять – веселые детские голоса разносились по всей округе.

В компанию первых лиц местечка меламед не попадал – уж больно небогат, невелика птица. Весь дом – кухонька да две комнаты. В одной голова на голове ютились жена и детишки, другая отводилась под хедер. Там за длинным столом, в тесноте и в суете, помещалось до двух с половиной десятков малышей.

Когда Йоэль достиг возраста бар-мицвы[6], родные и близкие собрались на праздничную церемонию наложения тфилин[7]. Старший сын меламеда возблагодарил Господа, гости одобрительно загудели и перешли к угощению. Они налегали на зеленый горошек, пили водку за радость жизни, хриплыми голосами распевали веселые песни и наперебой поздравляли Йоэля. Удивляясь, как быстро бежит время, они похлопывали мальчика по спине, гладили по голове: вот ведь, какой большой – и оглянуться не успели, а уже вырос отцу помощник!

Ну да, помощник… Не сахар жизнь у помощника меламеда, ох, не сахар. Были сладкие сны, да все вышли. Осень ли, зима ли, в дождь и в снег поднимайся чуть свет – собирать детей в хедер. И сам не рад, а ученики – тем более. Ну какой пятилетний ребенок по своей воле выберется из-под одеяла, чтобы идти на урок? Плетутся сонные, недовольные, ноют в голос, нога за ногу заплетается, чуть отвернешься – и нету, сбежал. Догонишь такого, влепишь с досады подзатыльник, а он – в рев. Поди управься с таким цыплячьим выводком!

Да и потом, уже в хедере, попробуй-ка всех в узде удержать, за стол усадить, накормить, выгулять, а потом снова собрать, снова усадить да еще при этом и буквы показывать! Вот уж работенка так работенка – врагу не пожелаешь!

Но Йоэль не жаловался. Вскоре он превратился в красивого широкоплечего юношу. Глубина его темных глаз подчеркивалась бледностью – парень проводил много времени за чтением Гемары[8] и изучением священных текстов. И хотя его детские и подростковые годы отнюдь не отличались беспечной легкостью, а заполнены были трудом и учебой, здоровьем Йоэль вышел крепок и силен, как и многие тогда в еврейских местечках.