Неоднажды в Америке - [40]
– Да… Знаешь, мне тоже легче смириться с мыслью о хрустящих коленях, слепнущих глазах и неразгибающейся спине, чем с образом себя, толкующей о какашках вместо «здрасте». Давай встретимся через пятьдесят лет, и если начнём о запорах кумекать, то пристрелим друг друга.
– Тебе смешно, а мне действительно стало страшно. Неужели мы туда идём? В мир, где собственные болячки перекрывают другие интересы, элементарные социальные установки, здравый смысл, наконец? У тебя когда-нибудь был запор?
– У кого его не было?
– И кто об этом знал?
– Ну, муж… И всё.
– Вот именно. А ведь пренеприятные ощущения, правда? И пару дней о чём бы то ни было ещё думать трудно. Но нам в голову не пришло делиться подробностями с окружающими. Дико просто. А для них – нормально. И я не хочу туда.
– Давай не стареть, что ли…
– Да нет, давай стареть по-другому.
– Я очень постараюсь.
– Я тоже. Ты обещала меня в противном случае пристрелить, не забудь.
Они попали в наш реабилитационный центр почти одновременно. Огромная, под 200 кг, распухшая, подстриженная под ёжика, дебелая Мэгги и высушенная, костистая, патлатая, с маленьким лисьим личиком Сэнди. Одинаковый диагноз: быстро прогрессирующий рассеянный склероз. Обеим всего тридцать с чем-то (34—36), у обеих болезнь нашли всего несколько лет назад, и обе уже в инвалидных креслах. С огромным трудом, держась за стены, они могли дойти от кровати до туалета, но для покрытия расстояний больше десяти метров им уже нужны были колёса.
Это было всё, что их объединяло. Страшный диагноз, неудачно вытянутый в лотерее жизни билет. Во всём остальном они были диаметрально противоположны. Мэгги, до болезни работавшая поваром, вынуждена была жить в доме для инвалидов, на инвалидную же пенсию. Родители у неё умерли, а единственный брат жил на другом конце страны и часто приезжать не мог. В новой своей обители Мэгги как могла помогала поварам, да и в больнице нашей охотно делилась со всеми своими фирменными рецептами. Она рассказывала мне одну историю за другой про обитателей её дома, про разрушенные болезнью судьбы и бесконечные человеческие трагедии, не забывая добавлять, что её вариант не самый худший. Её раздуло от стероидов до такого размера, что занятия чем бы то ни было воспринимались как пытка, тем не менее она постоянно себя пересиливала, покрываясь потом и унимая дрожь в руках. Люди слегка сторонились её: пойди объясни каждому, что чудовищный вес и дебелое, распухшее лицо – от стероидов, а не всегда так было. Сказать, что она совсем не озлоблялась и мило всем улыбалась, было бы неправдой. Мэгги замыкалась в себе, часто была угрюма и мало кому раскрывалась, но никогда не хамила и не жаловалась. Я относилась к ней… никак. Пациентка и пациентка, каких много. Ничего плохого про неё не скажешь, но воспринимать за этой тушей и особенно заплывшим лицом человека оказалось действительно сложно. Я была вежлива, профессиональна. И всё.
Сэнди повезло больше. У неё ещё были родители, и они взяли дочь к себе, переоборудовав дом, чтобы в него можно было въехать в инвалидном кресле. Симптомы у неё были другие, да и лечили её по-другому, поэтому Сэнди не раздулась, а наоборот, иссохла. Было в ней на тот момент где-то 40 кг, ходячий скелет, тем более что роста она была немалого. Если Мэгги передвигалась с огромным трудом и медленно, то Сэнди двигалась, как пьяница, шатаясь и делая непроизвольные движения руками. Её лицо передёргивалось, тело отказывалось слушаться. Несмотря на то что Сэнди жила с этими симптомами уже пару лет, она каждый раз злилась так, как будто это происходило в первый раз. Она ненавидела и материла своё тело, тщетно пытаясь воздействовать на него силой воли и заставить свой мозг делать нечто, что ему давно не подчинялось.
Примириться с тем, что тело живёт своей жизнью и слушаться не хочет, Сэнди не могла, и каждая попытка пройти хоть несколько шагов приводила её в ярость. Она взрывалась, начинала орать, обвиняла меня в том, что я плохой терапевт, кричала, что не может быть, чтобы современная медицина не могла вылечить такую ерунду, что люди вон на Луну летают и даже раковые больные чаще всего выздоравливают, а тут какие-то дёргающиеся руки и неслушающиеся ноги не могут вылечить…
Мир был виноват. Нет, не в том, что она заболела, а в том, что продолжал жить так, как будто ничего не происходит. Плевать он хотел на разбитую жизнь какой-то Сэнди, на больных, на инвалидов. Сэнди гордо рассказывала, что везде ходит со специальным ножом, и если видит машину без инвалидного номера, запаркованную на выделенном для инвалидов месте или блокирующую въезд для инвалидных колясок, то прокалывает ей все шины. Если её где-то не пропускали без очереди или отказывались мгновенно предоставить какую-то услугу, Сэнди закатывала дикий скандал, стучала в грудь, обвиняла всех в чёрствости и невнимании к инвалидам, звонила во все инстанции, добивалась наказания виновных, мстила как могла. Вся её жизнь была посвящена мести этому равнодушному, благополучному, здоровому миру. Всем, кто мог спокойно ходить и бегать, не замечая этого.
На тумбочке Сэнди стояла фотография. Симпатичная стройная блондинка лет двадцати восьми – тридцати двух с баскетбольным мячом в руках обнимает такого же симпатичного светловолосого парня; оба широко улыбаются. Про парня она мне потом рассказала. Они играли в баскетбольных командах своего колледжа (двухгодичного, типа техникума) – он за мужскую сборную, она за женскую. Встречались несколько лет, собирались пожениться, уже свадьбу назначили на следующий год, а потом у неё нашли рассеянный склероз, тело быстро отказалось подчиняться командам головы, и молодой человек испарился в течение двух месяцев. Конец истории.
Предупрежден – значит вооружен. Практическое пособие по выживанию в Англии для тех, кто приехал сюда учиться, работать или выходить замуж. Реальные истории русских и русскоязычных эмигрантов, живущих и выживающих сегодня в самом роскошном городе мира. Разбитые надежды и воплощенные мечты, развеянные по ветру иллюзии и советы бывалых. Книга, которая поддержит тех, кто встал на нелегкий путь освоения чужой страны, или охладит желание тех, кто время от времени размышляет о возможной эмиграции.
1990 год. Из газеты: необходимо «…представить на всенародное обсуждение не отдельные элементы и детали, а весь проект нового общества в целом, своего рода конечную модель преобразований. Должна же быть одна, объединяющая всех идея, осознанная всеми цель, общенациональная программа». – Эти темы обсуждает автор в своем философском трактате «Куда идти Цивилизации».
Что же такое жизнь? Кто же такой «Дед с сигарой»? Сколько же граней имеет то или иное? Зачем нужен человек, и какие же ошибки ему нужно совершить, чтобы познать всё наземное? Сколько человеку нужно думать и задумываться, чтобы превратиться в стихию и материю? И самое главное: Зачем всё это нужно?
Украинский национализм имеет достаточно продолжительную историю, начавшуюся задолго до распада СССР и, тем более, задолго до Евромайдана. Однако именно после националистического переворота в Киеве, когда крайне правые украинские националисты пришли к власти и развязали войну против собственного народа, фашистская сущность этих сил проявилась во всей полноте. Нашим современникам, уже подзабывшим историю украинских пособников гитлеровской Германии, сжигавших Хатынь и заваливших трупами женщин и детей многочисленные «бабьи яры», напомнили о ней добровольческие батальоны украинских фашистов.
Память о преступлениях, в которых виноваты не внешние силы, а твое собственное государство, вовсе не случайно принято именовать «трудным прошлым». Признавать собственную ответственность, не перекладывая ее на внешних или внутренних врагов, время и обстоятельства, — невероятно трудно и психологически, и политически, и юридически. Только на первый взгляд кажется, что примеров такого добровольного переосмысления много, а Россия — единственная в своем роде страна, которая никак не может справиться со своим прошлым.
В центре эстонского курортного города Пярну на гранитном постаменте установлен бронзовый барельеф с изображением солдата в форме эстонского легиона СС с автоматом, ствол которого направлен на восток. На постаменте надпись: «Всем эстонским воинам, павшим во 2-й Освободительной войне за Родину и свободную Европу в 1940–1945 годах». Это памятник эстонцам, воевавшим во Второй мировой войне на стороне нацистской Германии.
Марина Ким знает не первый год живет в Лондоне. Ее книга – это дневник «юного натуралиста», пристально наблюдающего за поведением богатых англичан в естественной среде обитания. Мир шика и лоска, который открывается перед восхищенным зрителем, похож на обманку: ослепительная поверхность и непредсказуемое нутро…Мечта любой девочки, голубоглазой и не очень, – принц на белом коне, благородный юноша дворянских кровей. Рекомендуем открывать сезон охоты на принцев не на Рублевском шоссе, а прямиком отправляться в самый престижный район Лондона – Челси.
Как и тысячам других красивых девочек, ей посчастливилось родиться в российской глубинке. Казалось, судьба предопределена: школа — институт — скромное место продавца в ларьке и мечты о прекрасном… Но случилось чудо: владелица единственного в городе модельного агентства заметила юную красавицу.Вначале кажется, у нее нет шансов, маленький рост — «волчий билет» в индустрии красоты. Но чудеса продолжаются: миниатюрной девушке удается заинтересовать ведущие агентства Азии. Она вырывается в огромный и волшебный мир модельного бизнеса.