Необыкновенный рейс «Юга» - [3]

За шесть дней стоянки в Сингапуре кубрики команды и прилегающие к ним полубак, коридоры и прочие пустующие помещения судна стали похожими на уголок зоологического сада. Кувыркались, дрались, пищали разных возрастов непривычные к привязи макаки, благим матом орали в клетках и на шестах попугаи, более голосисто чирикали под общую суматоху шанхайские и гонконгские канарейки. Тихо и скромно вел себя только приобретенный кочегаром Бердником мангуст — гроза ядовитых змей. За день до нашего отхода на судне неожиданно появился ещё сравнительно молодой стройный и красивый индус. Старший помощник отвел ему пустующую каюту второго класса, и вскоре мы узнали, что это наш пассажир до Порт-Саида. От Порт-Саида индус направлялся в Англию.

Часа за два до отхода «Юга» на судно явился русский консул в Сингапуре. Когда по приказанию старшего помощника мы, кроме вахтенных, выстроились на шканцах во фронт, консул кратко объяснил нам, как коварная Германия втянула нас в войну, попугал немного зверствами немцев и, наконец объявил, что все мы с судами, независимо от возраста и отношения к военной службе, мобилизованы и должны подчиняться законам и дисциплине военного времени. Пожелав в заключение счастливого пути, консул удалился. Через час после ухода консула мы отчалили от берега, а еще через час шли уже полным ходом в быстро надвигающихся с океана сумерках мимо вечнозеленых островов в Малаккском проливе.

Шумная и кипучая жизнь огромного города осталась позади. Жизнь на судне начала входить в свою обычную колею.

Третья часть команды стояла на вахтах, а две трети, утомленные дневными заботами и развлечениями в городе, отдыхали.

2

Почти двое с половиною суток мы шли в коридоре между Малаккским полуостровом и Суматрой. Как всегда, в Малаккском проливе стоял мертвый штиль. Воды пролива были зеркально неподвижны и выгибались от движения судна, как масло.

На палубе и в жилых помещениях невыносимая жара. Работа в кочегарке была пыткой. Обычно жара там колебалась от 40° до 50° по Цельсию.

Но во время чистки топок она доходила до 60°, а один раз днем на второй вахте дошла даже до 70°. На второй вахте от жары и сернистого угара во время чистки топок упало в обморок два кочегара. В бессознательном состоянии их вынесли на палубу, затем положили в лазарет. От поставленных раструбами против хода судна ватерлаторов совершенно не ощущалось никакого притока воздуха ни в кубрики, ни в кочегарку. Чтобы уловить хоть какое-нибудь течение воздуха, их по несколько раз за вахту передвигали, но это был напрасный труд.

Многие из кочегаров работали у печей совершенно голыми в одних рваных «ботах» и были похожи на тех фантастических чертей, которых малевали когда-то на картинах, изображающих ад.

И на вахтах, и вне вахт, в особенности машинная команда, поглощали чай и воду ведрами. Беспрерывно струившийся со лба пот заливал глаза, но через свою обильность он не был соленым, как обычно. Стоявшие на вахтах в кочегарке и машинном отделении люди казались вышедшими только что из воды. По их голым телам и мокрым брюкам пот струился потоками. Стекая с тела и с одежды в ботинки, он чавкал там, как обильная грязь под ногами пешехода на улице. Часто за идущим кочегаром тянулись по тиковой палубе путаные петли от струй того пота, которым переполнена была его обувь и который лился или через их верх, или сквозь дыры. Поглощаемая людьми во всех видах вода вытекала из них не через мочевые каналы, как обычно, а обильным потом через поры тела. Если раз в сутки мочился кто, то моча эта была кроваво-красной. В ней были только те отбросы организма, которых не могли выделить поры тела.

Отдых людей после вахт был не лучше. Тенты, натянутые над палубами, от жары не спасали. Солнце, бывшее для нас в это время еще с северной стороны, стояло почти в зените и отбрасывало в полдень на юг только небольшую тень. Свободные от вахт люди от жары и густо насыщенного парами воздуха не находили себе места ни на палубе, ни в кубриках. Легши после вахты соснуть, они и днем, и ночью просыпались мокрыми от пота и с подмоченными простынями и матрацами.

Только поздно вечером, после захода солнца, на баке становилось намного прохладнее, но и то не всегда. Утомленные жарой и работой, свободные от вахт люди или лежали на койках и на трюмных люках под тентами, или как сонные бесцельно слонялись по палубе. Изнеможение от жары и работы убивало у них даже малейшее желание говорить. С уст неохотно слетали только самые необходимые слова. Ни о чем не хотелось думать, ничего не интересовало. С левой стороны два дня виднелись вечнозеленые долины и горы Суматры, но для многих из нас они были привычными и не удивляли своей красотой, да еще при этой жаре.

Оживление на судне началось по выходе в открытый океан. Постепенно усиливаясь, повеял легкий ветерок, и в кочегарке, и на палубе стало легче работать и отдыхать. Люди стали заметно бодрее и разговорчивее. В обычные судовые темы разговоров опять начала вплетаться интригующая всех тема о войне. Если в Шанхае и Гонконге война была для нас чем-то отвлеченным, то в Сингапуре, после того, как увидели на пароходах и в городе солдат, мы поняли, что война от нас не так уж далеко.