Необыкновенные приключения юных кубанцев - [6]

Шрифт
Интервал

Марта, полагая, что привлекает внимание своим жалким видом, в ответ смущённо улыбалась, говоря про себя: не думай, я вынесу это испытание — и бег, и жару, и любые трудности!

— А ты чё, в марте, что ли, родилась? — пристроившись о бок и намеренно сбавив темп, спросил он.

— Почему так решил?

— Да у нас это самое… тёлочку корова в марте привела. Ну, мы её так и назвали — Марта. Я и подумал…

— Скажешь, тоже!.. — улыбнулась она. — Просто мне дали чисто немецкое имя.

— Поп, что ли?

— Почему? Мама с папой. А они по национальности немцы.

— Ка-ак — немцы?.. Ёк-карный бабай! — Андрей резко остановился. — Ну и лоп-пух же я!

Марта, проскочившая немного дальше, вернулась озабоченная:

— Что случилось? Что-нибудь забыл?

— Наоборот — вспомнил, — холодно произнёс он, поставив сумку к ее ногам. — Забери и возвращайся: тебе со мной нельзя.

— Нельзя? Но почему-у?

— Долго объяснять… Вобщем, я передумал.

Ошеломлённая неожиданным поворотом дела, Марта, казалось, лишилась дара речи. Недоуменно смотрела, как, набычившись, удаляется её ещё мнуту назад дружелюбно улыбавшийся единомышленник, к которому она успела проникнуться благодарностью и симпатией. Какая ж муха его укусила вдруг?..

Но вот он остановился, словно одумавшись. Помедлив, развернулся и, глядя под ноги, ускоряя шаг, затрусил в обратную сторону. Пробегая мимо, на неё даже не глянул. На этом её оцепенение кончилось, она кинулась следом, решительно остановила:

— Объясни же, что случилось… Не молчи! Отказался от поиска?

— Ничё не отказался! Вот токо сбегаю за рубахой.

— Но ведь я же взяла и для тебя! …

— Ну, это самое… Вобщем, я ещё сёдни не завтракамши.

— Я и поесть прихватила.

Запас причин был явно исчерпан, а истинную называть не хотелось. Выручили босые ноги — именно их разглядывал он всё это время:

— Кроме того, я забыл про обувку, а там знаешь, скоко разных колючек!

— Почему ж не сказал мне во дворе? — не сдавалась и она. — И я не сообразила, а дедушкины чувяки были бы тебе в самый раз. Хочешь — сбегаю? Сам ведь сказал: дорога каждая минута.

Не хотелось Андрею иметь дело с незнакомыми немцами, но все возможные отговорки были исчерпаны. Ничего не оставалось, как выложить правду в глаза.

— Ежли хочешь знать, то я немцам не доверяю.

— И мне тоже? Но почему? — искренно удивилась она.

— А ну как вы заявились к нам на хутор, чтоб шпионить на фрицев, когда придут.

Пальцы, крепко державшие его руку, враз разжались, лицо потускнело, на глазах сверкнули слёзы. Спросила голосом, дрожащим от обиды:

— Ты так решил потому, что мы одной с ними национальности? Раз серый, значит, волк — так по-твоему?

— Ну, не совсем так. Про тёть Эльзу, что жила до вас, я бы плохо не подумал, хуть она и немка. Их все у нас знают. Но они с Рудиком куда-то делись, а на их месте — вы. Почему?

— Тётя Эльза — мамина сестра, они даже двойняшки… — Слёзы капали с её ресниц, растекались по щекам, но Марта говорила без всхлипываний, лишь подрагивавшие губы выдавали глубину её обиды, — Они уехали потому, что на них могли донести фашистам. Или ты не знаешь, что дядя был у вас секретарём партячейки?.. А там, где они сейчас, их никто не знает.

Андрей вспомнил, что отец Рудика действительно был, как говорили, партейный; он в числе первых ушёл добровольцем на войну. Ежели всё так, как она говорит, то на этот раз погорячился он.

— А твой где отец? — поинтересовался, заметно подобрев.

— Мой папа тоже красный командир и воюет против фашистов!

— Ну, ежели так, — пошёл на попятную, — то извиняюсь. Беру свои слова назад.

Однако теперь Марта, отвернувшись, заходилась энергично всхлипывать, тереть глаза и шмыгать носом.

— Здрасьте, опомнилась!.. — Дотронулся до плеча, принялся успокаивать:

— Не плачь. И не обижайся: не за себя я испугался, за него. Больше не буду, слышишь? Идём, а то зря время теряем. Видишь, я уже выражовываюсь правильно.

— А как же с обувкой? — улыбнувшись сквозь слёзы и перестав всхлипывать, напомнила она.

— А, ерунда, не привыкать!

Обидное недоразумение было так же скоро забыто, как и возникло, а потерянное время решили наверстать бегом. Большая половина проезда оставалась уже за спиной, когда Марта начала-таки отставать; он подал руку:

— Потерпи, вон уже и край виден. Выскочим из этого пекла, а там должен быть свежий ветерок.

Но добежать до краю не получилось: в нескольких метрах от него Андрей сам, выронив её ладошку и несколько раз прыгнув на одной ноге, сел вдруг посреди дороги.

— Что с тобой, ногу подвернул? — испугалась Марта, видя, что держится за стопу.

— Да вот, ёкарный бабай!.. — показал осколок бутылочного стекла; из подушечки большого пальца сочилась кровь. — От же не везёт — обратно задержка!..

— Зажми ранку и подержи, я — сейчас, — посоветовала она, схватив сумку. Порывшись, достала из неё свёрток, быстро развернула — в нём оказались бинты, ватные тампоны, пузырёк с коричневым содержимым и небольшие блестящие ножницы.

— Ну ты, Марта, даёшь! — удивился пострадавший. — Откуда у тебя всё это?

— У меня мама доктор. Отпусти-ка палец. Ну вот, уже и не кровоточит. — Смочив ватку потом с его лица, протерла ею пораненый палец и смазала порез йодом; ловко забинтовав, стала укладывать принадлежности.


Рекомендуем почитать
Тамбов. Хроника плена. Воспоминания

До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.


Маленький курьер

Нада Крайгер — известная югославская писательница, автор многих книг, издававшихся в Югославии.Во время второй мировой войны — активный участник антифашистского Сопротивления. С начала войны и до 1944 года — член подпольной антифашистской организации в Любляне, а с 194.4 года — офицер связи между Главным штабом словенских партизан и советским командованием.В настоящее время живет и работает в Любляне.Нада Крайгер неоднократна по приглашению Союза писателей СССР посещала Советский Союз.


Великая Отечественная война глазами ребенка

Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.


С отцами вместе

Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.


Из боя в бой

Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.


Катынь. Post mortem

Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.