Необыкновенные приключения юных кубанцев - [49]
Побывать в одном из амбаров ребятам довелось года два тому назад. При очередном налёте на бахчу дотошному объездчику удалось поймать одного из посягателей на общественное добро. Был это, кстати, податель «ценной мысли». Впредь до прихода родителя воришку заперли в один из амбаров.
Амбары стояли на довольно высоких, кирпичной кладки, столбиках, и Ванько, подобравшись снизу, спиной выдавил одну из досок. Пленник оказался на свободе. Обломив гвозди, доску установили на место так, что следов взлома даже не заметили. Этот лаз и имел в виду Миша.
Куча невыколоченных корзинок заметно усохла, когда Андрей напомнил:
— Надо бы узнать, не нужна ли помощь девчатам.
— Нужна, конешно нужна, — тут же обозвался Федя. — Может, дровец нарубить или воды в бочку наносить…
— Беги, да токо недолго, а то будешь там вокруг Клавки увиваться! — не упустил Миша случая поддеть влюблённого товарища.
— Не вякай, Патронка, пока в лоб не получил! — огрызнулся тот незлобиво и убежал.
— Ты, Мишок, наверно, и сам к Клаве неравнодушен? Скажи уж честно, — Ванько подмигнул Андрею, глянувшему с удивлением: дескать, спросил в виде подначки.
— Триста лет! — возмутился заподозренный, попавшись на удочку.
— Ну как же! Сидели за одной партой, девочка она скромная и красивая… Не может быть, чтоб ты в неё не влюбился.
— Да? Скромная? Да ты б и месяца не высидел с нею рядом: вреднючая, как и вся их девчачья порода.
— Чем же она вредная? — допытывался Ванько.
— Да всем! Списать, бывало, не выпросишь; на диктанте — «не подглядывай! «; и воще, чуть что — сразу в ход когти.
— Ну, а другие из «девчачьей породы» чем тебе не угодили?
— А возьми эту, как её, Ирку: сперва почти ни за что съездила Рудика по мордасам — на ерике, когда я её платье нечаянно спёр, чтоб подшутить. Потом, когда он сдуру простил ей эту выходку и дажеть хотел извиниться — я лично носил ей письмо с извинением — не захотела и разговаривать… Это, по-твоему, не наглость? Или вот ещё ходячий пример: Нюська Косая. Эту есть за что уважать?
— А она чем тебе насолила?
— Ха, мне! Не хватало…
— Всё-таки внеси ясность.
— Будто сам не знаешь! Без году неделя, как на хуторе появилась, а посчитай: Андрона соблазнила…
— Ничё не соблазнила! — буркнул тот.
— … потом Рудик стал приходить от неё под утро.
— А ты, никак, следил?
— Больно нужно, воще. Случайно видел. А недавно с Гундосым снюхалась; он дажеть пообещал поделиться ею с дружками.
— Ну, Мишок, всё-то ты знаешь — удивился Ванько. — Прям, как разведчик. Откуда у тебя такие сведения?
— Случайно подслушал, когда Гундосый…
Договорить Мише не дал возвратившийся от нянек Федя.
— Тебя хочет видеть Марта по срочному делу, — сообщил он Андрею. — Она ждет у дороги.
— Не спросил, зачем он ей понадобился? — поинтересовался Миша, когда тот убежал.
— Не стал. Она какая-то сегодня неразговорчивая.
Отсутствовал Андрей недолго.
— Плохая новость, — сообщил он в ответ на вопросительные взгляды. — Не сёдни, так завтра у Ванька заберут барашка.
— Как это, воще, заберут? кто? — Миша перестал стучать по корзинке.
— Вобщем, я понял так: Гапон пригласил в гости немецкого представителя и хочет устроить пир с шашлыками. У фрица не то день рождения, не то ещё какой важный повод.
— И староста решил поддобриться за чужой счет. Тут не обошлось без лёхиной подсказки, — предположил Федя. — От же гад!
— Это он мстит за недавнего сухаря на ерике, — сказал Миша. — Или за волкодава. Я слыхал, как он грозился: «Мы ему прыпомнэм!»
— Лёха или не Лёха, это теперь неважно, — стал рассуждать Федя. — Раз нам дали знать, значит, думают, что сумеем что-то предпринять. Но что тут можно придумать?.
— А нечего долго и раздумывать! — воскликнул Миша. — Барашка спрятать и сказать, что он куда-то делся — может, волк утащил.
— Думаешь, они дураки? — возразил ему Федя. — Прижмут, кто пас, а те скажут: мы с паши пригоняли. Вот тебе и расстрел за ослушание.
— Не поверят, это точно, — согласился Ванько.
— А давайте, воще, сделаем так: кому завтра пасти — подменим. И в обед череду не пригоним. Ежли, конешно, не заберут сёдни вечером.
— Не пригоним домой — заберут оттуда. Лёха наверняка знает, что валашок пасётся со стадом. Да и как не пригнать, когда многие коровы дойные? — безнадёжно махнул рукой Ванько.
— Да-а, ёк-карный бабай!.. Не удастся, видно, воспользоваться мартиным сообщением.
— Я один выход вижу, — после недолгого раздумья, сообщил Федя. — Только он, пожалуй, не из лёгких.
— Выкладывай, — кивнул Ванько.
— Этого собакодава ты, видно, крепко пощекотал, раз он с трудом переставлял лапы. Что, если на шашлыки всучить им его?
— Как это? — У Миши выгоревшие до желтизны брови поползли вверх.
— А так. Выкрасть, освежевать — и сбредет за барашка.
— Ну и ну, воще! А ежли на нём за эти дни зажило, как на собаке?
— Навряд. Если он вобще не сдох. Надо уточнить на месте, — предложил свернувший «вьязы».
— Но при этом не попасться на глаза, особенно Лёхе, — высказал предостережение Федя. — Иначе он нас же и заподозрит в пропаже да еще, чего доброго, смекнёт, для чего это сделали.
— Не нагоняй, Хветь, страху! — упрекнул Андрей. — Разведку беру на себя. Не беда, ежли и попадусь на глаза: я придумал, как отбрехаться. Прихвачу с собой листовку, а иду якобы к самому старосте…
Когда Человек предстал перед Богом, он сказал ему: Господин мой, я всё испытал в жизни. Был сир и убог, власти притесняли меня, голодал, кров мой разрушен, дети и жена оставили меня. Люди обходят меня с презрением и никому нет до меня дела. Разве я не познал все тяготы жизни и не заслужил Твоего прощения?На что Бог ответил ему: Ты не дрожал в промёрзшем окопе, не бежал безумным в последнюю атаку, хватая грудью свинец, не валялся в ночи на стылой земле с разорванным осколками животом. Ты не был на войне, а потому не знаешь о жизни ничего.Книга «Вестники Судного дня» рассказывает о жуткой правде прошедшей Великой войны.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Излагается судьба одной семьи в тяжёлые военные годы. Автору хотелось рассказать потомкам, как и чем люди жили в это время, во что верили, о чем мечтали, на что надеялись.Адресуется широкому кругу читателей.Болкунов Анатолий Васильевич — старший преподаватель медицинской подготовки Кубанского Государственного Университета кафедры гражданской обороны, капитан медицинской службы.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.
Эта книга посвящена дважды Герою Советского Союза Маршалу Советского Союза К. К. Рокоссовскому.В центре внимания писателя — отдельные эпизоды из истории Великой Отечественной войны, в которых наиболее ярко проявились полководческий талант Рокоссовского, его мужество, человеческое обаяние, принципиальность и настойчивость коммуниста.
Роман известного польского писателя и сценариста Анджея Мулярчика, ставший основой киношедевра великого польского режиссера Анджея Вайды. Простым, почти документальным языком автор рассказывает о страшной катастрофе в небольшом селе под Смоленском, в которой погибли тысячи польских офицеров. Трагичность и актуальность темы заставляет задуматься не только о неумолимости хода мировой истории, но и о прощении ради блага своих детей, которым предстоит жить дальше. Это книга о вере, боли и никогда не умирающей надежде.