Необыкновенные приключения Синего человека - [17]

Едва прибыв на борт под охраной вооруженных матросов, он оказался запертым в темном чулане. У дверей поставили двух часовых. Полчаса спустя его вывели и препроводили в одну из кают. Там уже собрались штабные. Суровые и непреклонные, они торжественно расселись вокруг стола.

Феликс остановился перед этим импровизированным ареопагом[68], прямо напротив тучного старца с седыми бакенбардами, голым, как шар, черепом, угловатым лицом и стальными глазами — командующий собственной персоной возглавлял собрание.

— Ваше имя Джеймс Бейкер, — произнес он по-английски, — и вы подданный Ее Величества.

Не поняв ни единого слова, бакалейщик продолжал хранить молчание.

— Запишите, — председательствующий обратился к комиссару, исполняющему обязанности секретаря, — обвиняемый не отвечает.

— Джеймс Бейкер, — снова начал он, — вы обвиняетесь в преступлении, предусмотренном международным морским правом. Вы снарядили невольничье судно, насильно поместили на нем две сотни негров и были задержаны на вами же оснащенном корабле. Случай, предусмотренный действующим законодательством, декретами и, наконец, Абердинским биллем. Таким образом, вы захвачены на месте преступления и не можете этого отрицать. Есть ли у вас какие-либо объяснения по этому поводу? Что вы можете сказать военному совету?

Произнеси командующий свою пространную тираду[69] на санскрите[70], она не стала бы менее понятной для Феликса Обертена. Из всего услышанного он уловил лишь имя Джеймса Бейкера и слова об Абердинском билле. Ясно было, что недоразумение продолжается и что из него упорно хотят сделать Джеймса Бейкера.

Не дрогнув под взглядом старого офицера, Феликс заговорил на хорошем французском:

— К великому сожалению, сударь, я не говорю по-английски; однако охотно объяснился бы на родном языке, ибо не сомневаюсь, что среди вас найдется кто-то, владеющий французским. Я французский подданный, негоциант из Парижа, еду по делам торговли — вынужден повторяться, хотя уже сообщил эти сведения офицеру, приведшему меня сюда. Я не снаряжал судна: ни невольничьего, ни какого бы то ни было иного. Я не знаком с Джеймсом Бейкером и не имею с ним ничего общего. И если, как утверждает матрос, которого я никогда раньше не видел, у нас и имеется некоторое физическое сходство, это еще не основание, чтобы принимать меня за него.

Председатель, в совершенстве владевший французским, слово в слово перевел все сказанное секретарю, чье перо проворно скользило по бумаге.

Затем сказал по-английски:

— Таким образом, вы полностью отрицаете, что являетесь Джеймсом Бейкером. Прежде чем приступить к допросу свидетеля, я обязан напомнить вам, что чистосердечное признание вины могло бы, возможно, спасти вашу жизнь. Но с того момента, как мы услышим правду из уст другого, когда свидетельство смиренного слуги Ее Величества, честного человека, сделает бессмысленным всякое запирательство, у вас не останется шансов. Предупреждаю: запоздалое признание не спасет вас. Итак, продолжаете ли вы все отрицать?

Устав от бессмысленного разговора, Феликс Обертен не отвечал.

— Введите свидетеля! Знаете ли вы этого человека? — Секретарь тут же записал вопрос, обращенный к старшему матросу Дику.

— Да, ваша честь! Это Джеймс Бейкер.

— Вы подтверждаете свои показания?

— Могу подтвердить под присягой: я его узнал.

— Хорошо, можете идти. А вы, — приказ относился к стоявшим здесь же матросам, — уведите обвиняемого.

Феликса препроводили в соседнюю комнату и оставили там ждать приговора.

В подобных случаях англичане скоры на руку, поэтому неудивительно, что решение было готово уже через четверть часа.

Так называемый Джеймс Бейкер вновь предстал перед судьями, и комиссар по-английски зачитал гнусавым голосом длиннющее обвинительное заключение, представлявшее собой выдержку из Абердинского билля. А затем и приговор.

Феликс нимало не сомневался в содержании прочитанного. Однако он и бровью не повел, хладнокровием своим удивив даже самого председательствующего, не слишком впечатлительного от природы.

— У вас есть два часа, чтобы приготовиться к смерти. Если желаете причаститься, корабельный капеллан[71] к вашим услугам. Кроме того, можете заказать обед.

Поняв, что его наконец отпускают, осужденный вежливо поклонился и как можно спокойнее произнес:

— Господа, имею честь приветствовать вас.

Члены совета были ошеломлены.

— Нужно признать, — говорил позже командующий, — что этот негодяй выказал редкое самообладание. Конечно же он англичанин! Жаль, что такие люди не умеют обратить во благо свои способности. Однако, джентльмены, вечером у нас казнь!

Вновь оказавшись в заточении, бакалейщик, потерявший счет причудам англичан, вскоре вынужден был принимать у себя странную процессию. Впереди шествовал человек с фонарем в руке, а за ним другой — краснощекий, свежевыбритый, с красным носом и широкой улыбкой на губах. Он запросто уселся рядом с осужденным и принялся что-то весело рассказывать… по-английски.

На этот раз парижанин не знал, смеяться ли ему или сердиться.

Но раблезианская физиономия[72] посетителя, его радушие, приятные манеры, даже его костюм — сугубо штатский, состоявший из редингота