Необыкновенное путешествие из Рима в Афины. Признания журналиста - [9]

Мне всегда было смешно читать описания Достоевским жизни нищего студента Раскольникова, который – ах, бедный! – ютился в двухкомнатной каморке, и щи ему готовила кухарка. Великий «инженер человеческих душ» времен царской России и представить себе не мог, какую жизнь устроят потом для обитателей его страны коммунисты. Причем, не где-нибудь на Колыме, а в самом центре Москвы и даже много лет спустя после окончания разрушительной войны.

Но мне еще повезло. В коммунальной квартире, где я поселился, было всего четыре комнаты, и, в каждой – всего по одному жильцу. Такая квартира называлась «малонаселенной». Под потолком громадной прихожей тускло мерцала электрическая лампочка, как бы напоминая, что именно русский инженер Яблочков был ее изобретателем, а углы тонули в вечной темноте, свидетельствуя, в свою очередь, что это великое изобретение было сделано все-таки во времена Достоевского.

На кухне у каждого жильца имелся отдельный столик для «готовки» с куском старенькой клеенки. Покрытая несмываемым слоем жира газовая плита была одна на всех. Зато у каждого – своя собственная конфорка. Над водопроводным краном на ржавом гвоздике красовался мятый листок бумаги: «Расписание дежурств по кухне». Когда и кому мыть полы, и убирать места общего пользования, то бишь, ванную и сортир.

Квартиру, наверное, никогда после Великой Октябрьской социалистической революции, как следует, не мыли, и потому в ней стоял ничем неистребимый запах какой-то гнили. А ведь жил-то я тогда в самом теперь престижном месте Москвы – в Трехпрудном переулке! Трехпрудный переулок, дом 11/13. Чтобы теперь купить квартиру в этом доме надо платить миллионы долларов!

В переулок сходи Трехпрудный,

Если помнишь мои стихи…

Писала когда-то Марина Цветаева. Ее дом тоже стоял в этом месте. Кажется, на том, где потом построили какое-то японское представительство. Я тогда, конечно, не догадывался, в каком заповедном уголке оказался и потому, как только появилась возможность, купил в ТАССе кооперативную квартиру и с восторгом покинул коммуналку в Трехпрудном переулке. О чем сейчас, разумеется, жалею…

В ТАССе моя зарплата составляла поначалу 120 рублей. Этого еле-еле хватало только на питание, поскольку большую ее часть мне приходилось отсылать жене в Ленинград. Обычно я покупал в магазине пачку риса и пакет молока и по воскресеньям варил рисовый суп. В будние дни обедал в ТАССе, где была дешевая и очень неплохая по советским стандартам столовая (биточки неизвестно из чего и компот из сухофруктов в мокрых стаканах!).

Кстати, я ничего не писал про шкаф. Какая же комната без шкафа? Но он мне был не нужен. Из гардероба у меня имелись всего лишь один пиджак и одна пара брюк. Пиджак был такой старый, что бахрому на рукавах приходилось для приличия время от времени обрезать ножницами.

Когда я в первый раз с трепетом вошел в Редакцию стран Западной Европы Главной редакции иностранной информации, где начал работать в должности младшего редактора, то меня поразили роскошные заграничные костюмы сотрудников, уже успевших побывать за рубежом. Заведующий редакцией Николай Демьянович Туркатенко, теперь уже, к сожалению, покойный, только что вернулся из Лондона. На нем был темно-зеленый пиджак английского твида, а в руке дымилась настоящая английская трубка (в те времена в офисах еще можно было курить). А аромат от заграничного табака был – обалдеть! Пиджак Николай Демьянович всегда снимал и работал в редакции в подтяжках, что тоже выглядело вполне по-заграничному. Совсем, как знаменитый американский телекомментатор Ларри Кинг, о котором я тогда еще ничего не знал.

Вскоре я заметил, какой сильный отпечаток накладывает страна на человека, долго в ней прожившего. Туркатенко, много лет проработавший в Англии, выглядел как истинно британский джентльмен. Говорят, что его хорошо воспитанный сын, когда они вернулись из Лондона в Москву, входил в автобус и вежливо здоровался: «Доброе утро, джентльмены!» Представляете, какие физиономии были при этом у хмурых с утра «джентльменов» в переполненном московском автобусе времен зрелого застоя?

Другой тассовец, Володя Байдашин, долгое время работал в Индии. Конечно, что как уроженец Москвы, он не имел ни с Индией, ни с индусами ничего общего. Однако когда вернулся домой после многих лет работы в Дели, то при взгляде на него так и хотелось воскликнуть, как патриотично кричали в одном советско-индийском фильме: «Хинди – руси, бхай-бхай!» Глазки у него сузились, лицо пополнело: вылитый индус, да и только! Словом, влияет среда обитания на человека, еще как влияет!

Конечно, я тогда и не догадывался, что пройдет всего несколько лет, я побываю в Риме, вернусь оттуда в модном итальянском пиджаке в талию, а потом, еще несколько лет спустя, и сам сяду на место Туркатенко за стол заведующего Редакцией стран Западной Европы…

ТАСС уполномочен заявить…

ТАСС в те годы был в Москве одним из самых престижных мест работы, «выездной» организацией, откуда можно было попасть за границу. Таких благословенных мест в СССР было немного: МИД, ТАСС, АПН и Министерство внешней торговли. ТАСС, по сути дела, в те годы представлял из себя не просто «Телеграфное агентство Советского Союза», как он именовался официально, а был своего рода министерством информации.