Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том I - [6]

Последняя заполняла на раненых истории болезни, используя данные с карточек передового района и из опроса раненых.

Борис отметил про себя то, что в медсанбате заводилось только в случае госпитализации в госпитальный взвод после операции. Здесь истории болезней заполнялись сразу по прибытии раненых, в сортировке.

Раненые направлялись прежде всего в санпропускник, а затем уже в операционный блок или в госпитальные палаты.

По этому же пути пошли и Алешкин с Кучинским. Санпропускник, срубленный из довольно толстых бревен, по существу, представлял собой самую обыкновенную баню с раздевалкой и предбанником, разгороженным пополам. В одно отделение вносили раненых, где их раздевали, в другое после обмывки выносили и одевали в чистое белье. Конечно, эта баня ни в какое сравнение не могла идти с тем санпропускником, который оставался в медсанбате № 24. Тот мог одновременно вместить до 30–40 человек, а здесь, вероятно, и четырем носилочным будет тесно, – подумал Борис. Дело облегчалось тем, что все поступавшие оседали в госпитале на какой-то более или менее длительный срок и, следовательно, спешить с дезинсекцией одежды надобности не было. Поэтому одежду раненых сразу увязывали в узлы и выносили в автодезкамеру, стоявшую шагах в 10 от бани.

Борис невольно подумал и еще одно: эта баня хороша, когда в сутки поступает десятка два-три раненых, а если их будут сотни?! Да потом ее с места не стронешь. Однако пока никаких замечаний он делать не стал.

Метрах в тридцати от бани находился операционно-перевязочный блок. Он состоял из 3 палаток (одной ДПМ и двух ППМ), соединенных при помощи тамбуров и дополнительных брезентов в одно помещение. Его построение не отличалось от такого же, имевшегося в медсанбате, только назначение палаток было иным.

В одной палатке ППМ – операционная для раненых в грудную полость, в другой – операционная для раненых в голову. Палатка ДПМ служила перевязочной для всех раненых, в том числе и для раненых в живот. Шоковая палатка ППМ стояла метрах в десяти в стороне.

Осмотрев операционный блок, оба начальника вышли на настоящую улицу, по обе стороны которой располагались палатки ДПМ: по шесть штук с каждой стороны, всего 12. В каждой палатке стояло двадцать топчанов с матрацами, набитыми сеном, и такими же подушками. В палатках было достаточно просторно, тем более что в некоторых из них имелось много свободных мест.

Кучинский сказал, что при штатной положенности в 200 коек, госпиталь развернут почти на 300 мест. Сейчас поступление незначительное и в госпитале всего 105 раненых и больных. Он показал на одну из последних палаток и объяснил, что именно здесь лежат больные, среди которых преобладают больные воспалением легких. Это одно из наиболее частых и грозных осложнений раненых в грудь. Командует в этой палатке хороший терапевт, капитан медслужбы Батюшкин.

– Беда его в том, – добавил Кучинский, – что он хороший врач и хороший человек, но находится под плотным каблуком своей «жены», майора медслужбы Минаевой, начальника второго хирургического отделения, и поэтому часто в решении вопросов идет у нее на поводу. Правда, сейчас его роль стала меньше, с открытием терапевтического госпиталя большинство больных передается туда. Вам будет легче.

«Почему легче? – подумал Борис, ведь все равно осложнения у раненых в грудь должны лечить мы». Он ничего не сказал вслух и уже впоследствии понял, что поступил разумно. Недели через две после того, как он стал полноправным хозяином госпиталя, он узнал, что между Минаевой и Кучинской, женой начальника госпиталя, являвшейся начальником 1-го отделения и ведущим хирургом, велась постоянная и обоснованная вражда. Кучинская, сравнительно молодая женщина (моложе мужа лет на 10–12), должность ведущего хирурга выполняла чисто формально и явно не справлялась с ней. Она завидовала Минаевой, имевшей более высокую квалификацию и опыт, но не хотела с ней советоваться и в своей работе выезжала на знаниях и опыте Чистовича, которого безбожно эксплуатировала.

Кроме того, пользуясь своим положением жены начальника, забирала себе и лучших сестер, и большее количество медикаментов. Минаеву это злило, она часто ссорилась с ней, а, следовательно, и с самим начальником госпиталя.

Одним словом, уход Кучинского и его жены из госпиталя встречала с радостью. Правда, ее мечты стать ведущим хирургом госпиталя не сбылись, им стал сам начальник госпиталя.

Но, повторяем, все это Борис узнал гораздо позднее. Сейчас же он заходил в палатки, осматривал их состояние, здоровался с персоналом, с ранеными и, не задерживаясь, следовал дальше.

Но он обратил внимание на то, что все палатки находились в очень ветхом состоянии и выполняли свое назначение только потому, что стояли неподвижно. В каждой из них стояло по две железных печи, а стены в нижней части высотой примерно на полметра, а кое-где и выше, укреплялись досками. С наружной стороны палаток были устроены земляные завалинки. Разлохматившийся брезент к доскам прибит гвоздями.

Все это немного расстроило Бориса.

«Ведь при передислокации, – подумал он, – почти ни одну из этих палаток с места не стронешь! А стронув, на новое место одни лохмотья привезешь».