Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 2. Том I - [27]

Коля Воскресенский довольно быстро и легко вникал в суть объясняемого учителем, но его подводила память. Прежде, чем хорошо ответить, он должен был несколько раз прочесть учебник или выслушать повторное объяснение учителя. Если он этого сделать не успевал, то при ответах плавал.

Поэтому после окончания первого полугодия, то есть к январю 1924 года. Алёшкин прочно занял место первого ученика в 5-м классе шкотовской школы второй ступени.

Второе, чем был занят Борис Алёшкин, очень часто переходившее даже на первое место, это его работа в комсомоле. Он с таким увлечением, с таким воодушевлением брался за все комсомольские дела, с такой энергией проводил все, что намечалось планами ячеек и директивами укома РКСМ, не считаясь ни с временем, не отказываясь ни от какого дела, ни от какого задания, что скоро стал считаться не только в своей ячейке, но и среди работников Владивостокского укома РКСМ, одним из самых активных комсомольцев Шкотовского района.

Надо сказать, что его активности очень помогло и отношение к его деятельности со стороны семьи, отца и матери, оба они не только не препятствовали его ежедневным отлучкам из дома почти до 12 часов ночи, а наоборот, всячески поощряли его активность, а мачеха-мать часто ему и подсказывала решение того или иного вопроса.

Ведь совсем не так к комсомольской работе относились многие шкотовские жители, многие запрещали своим сыновьям и дочерям даже и думать о комсомоле, и было немало случаев, когда комсомольцы уходили на свои собрания тайком от родителей, конечно, им было намного труднее, чем Борису.

Он часто выступал с различными докладами на комсомольских собраниях, и вследствие этого сумел развить, видимо, заложенный в нем талант оратора. На торжественных собраниях почти всегда, от имени комсомольской организации выступать поручалось ему. Обладал он и незаурядными агитаторскими способностями, своей агитацией даже за эти полгода сумел вовлечь в комсомол уже много шкотовских ребят и девушек, прежде всего из числа учеников.

Бориса хвалили в школе и за успехи в учебе, и за комсомольскую работу, и это, вызывая в нём чувство законной гордости, вместе с тем заставляло его трудиться в школе и в ячейке с еще большей энергией и энтузиазмом. Естественно, что, будучи активистом, он имел огромное число, как тогда говорили нагрузок: член бюро ячейки, секретарь школьной группы РКСМ, представитель от комсомола в педсовете, представитель от комсомола в Шкотовском сельсовете, редактор школьной стенной газеты и, наконец, внештатный инструктор укома РКСМ. По заданию последнего ему неоднократно приходилось выезжать с различными докладами в села и деревни Шкотовского района: Многоудобное, Андреевку, Новую Москву, Романовку, Новонежино, Майхэ и другие, где организовывались новые комсомольские ячейки, часто насчитывающие пока еще только 4–8 человек. Он проводил там совместно с комсомольской ячейкой собрания молодежи, выступал на этих собраниях с агитацией за вступление в комсомол. Таких активистов в Шкотове тогда было немного: Володя Кочергин, Григорий Герасимов и еще несколько человек. Некоторые из них жили и работали не в самом Шкотове, а в других сёлах, например, Людмила Пашкевич, Полина Медведь, Харитина Сачёк, они проводили аналогичную работу и были также загружены, как и Алёшкин. Все они часто бывали заняты по 20 часов в сутки. Ведь все эти «выезды» в другие сёла производились пешком, а села находились от Шкотова иногда на расстоянии 15–20 километров.

Но мы перечислили только часть нагрузок, а кроме них были и еженедельные посещения всех собраний партийной ячейки, и занятия в политкружке, и участие в «Живой газете», и в драмкружке…

А если в клуб привозилась какая-нибудь кинокартина, то и её не хотелось пропустить. Одним словом, многим из них, комсомольцев двадцатых годов, казалось, что если бы в сутках было не 24, а 25 часов, то и тогда бы у них времени на всё не хватало. А они еще и на свидания умудрялись бегать.

Такая бурная общественная жизнь, и не только комсомольцев, на Дальнем Востоке в то время объясняется тем, что, если в остальной России Советская власть существовала уже шесть лет, то здесь ей шел всего второй год, а обстоятельства требовали, чтобы по общественному развитию этот отдалённый уголок РСФСР догнал всю страну. Ряд преобразований, введение новшеств здесь происходило более крупными шагами, более быстрыми темпами, а это требовало от непосредственных участников этих революционных дел большого напряжения и отдачи всех сил. Эта совершенно новая, неизвестная до сего времени Борису Алешкину деятельность увлекла его, захлестнула с головой и в процессе своего ежедневного совершения заставила менять сложившиеся с детства представления, заставила пересматривать уже известные ему события, «перепонимать» их… Одним словом, он «перевоспитывался»… Правда, это слово выражает так мало, что вряд ли оно полностью соответствует тому, что происходило в этот период в Борином самосознании, вряд ли оно может определить тот переворот, ту революцию во всем его существе и облике, которая уже произошла с ним за полгода пребывания на Дальнем Востоке, и продолжала происходить. Многое, конечно, в его представлениях было еще непонятно, туманно… Многие вопросы он более или менее ясно стал себе представлять лишь через годы, но и то, что произошло с ним сейчас, сделало его совершенно непохожим на того шаловливого, занятого домашней работой и совершенно оторванного от какой-либо общественной жизни подростка, каким мы знали его в Кинешме.